Эдинбург. История города

Эдинбургу также принадлежал порт Лейт, расположенный в двух милях дальше по склону холма. В 1329 году он представлял собой естественную гавань, однако с прекращением войн поселение, возникшее на этом месте, разрослось. Оно, после того как Берик оказался потерян для Шотландии, уже не имело соперников в торговле в междуречье Тэя и Твида. Оно стало перевалочным пунктом для товаров из обширных районов в глубине острова, прежде всего овцеводческого района Пограничья. В XIV веке через Эдинбург шла треть всей шерсти Шотландии, к середине XV века — половина, а к концу XVI века — почти вся. В абсолютных цифрах экспорт продуктов животноводства вырос в несколько раз, с 44 000 овечьих кож, 29 000 прочих кож и 24 000 шкур в 1499 году до 197 000 овечьих кож, 205 000 прочих кож и 37 000 шкур в 1598 году. Доля таможенных пошлин, уплаченная здесь, за тот же период выросла с 60 % до 72 %. Эдинбург никогда не смотрел на страну, столицей которой являлся, свысока, подобно Лондону или Парижу, ни в политическом смысле, ни в экономическом; однако на тот момент в северном королевстве именно он держал пальму первенства в том, что касалось торговли.[82]

Основная масса товаров проходила через Лейт. Даже будучи главным шотландским портом, Лейт не был вольным городом и не имел собственных прав; Эдинбург с неким извращенным удовольствием всячески его притеснял. Согласно феодальной хартии, регулировавшей права владения в Лейте, ее жители не имели права заниматься торговлей. Вольные граждане Эдинбурга, решившие завести жилье на побережье, вызвали бы сильное недовольство городского совета. Разумеется, им приходилось время от времени приезжать в Лейт по делу, однако в этих случаях они пользовались муниципальными зданиями, построенными специально для них (в Лейте все еще сохранилась улица Берджес — Вольных горожан), и, закончив все дела, направлялись домой, вверх по холму. Местные жители могли быть только портовыми рабочими или матросами, либо войти в армию носильщиков и возчиков, ходивших туда и обратно по Истер-роуд, основной транспортной артерии, связывавшей Эдинбург и гавань. Таким образом, Лейт был более бедным, чем Эдинбург — и таковым ему суждено было остаться. Отношения между этими двумя городами так и не смогли в этом смысле полностью преодолеть наследие средневековья.

* * *

Великий средневековый строительный бум так и не смог сделать из Эдинбурга что-либо кроме тесного, скорчившегося на пологом склоне Замковой скалы города, вонявшего до небес. Местные жители были вынуждены проводить свои дни на Хай-стрит. Уже в 1500 году члены городского совета жаловались на «великое стечение простого народа» на Королевской миле. Хотя в действительности им приходилось страдать разве что от сурового климата, от толпы в Шотландии часто стоило ждать беды. Согласно сведениям, относящимся к более поздним периодам, насилие в городах было привычным делом, и трудно поверить, что то же не было верно для Средневековья. Для обозначения уличной драки имелось специальное слово, tuilzie (произносилось как «тули»).[83]

О подобных драках можно судить по самой страшной из них, произошедшей в неспокойные годы перед Флодденской битвой. В стране к тому времени возникли две политические фракции. Одна, под предводительством Джеймса Гамильтона, графа Арранского, и Джеймса Битона, архиепископа Сент-Эндрюса, насмерть стояла за Старый Союз с Францией. Другая, возглавляемая Арчибальдом Дугласом, графом Ангусом, хотела относиться к Англии помягче, с тем, чтобы та, в свою очередь, может быть, стала бы мягче относиться к Шотландии. Какое-то время профранцузская партия была у руля. Арран возглавлял правительство в детские годы Якова V, будучи к тому же мэром Эдинбурга. Тем не менее ситуация оставалась напряженной и легко выходила из-под контроля.