Единица безумия

Жуя бутерброд, Женя сначала услышала, затем и увидела приближение Виктора Олеговича. Шел он, не торопясь и немного ссутулившись, в халате поверх пижамы. Видимо, ему тоже не спалось. Женька заволновалась, но осталась сидеть на месте. Бежать было поздно и крайне невежливо.

– Не спится? – спросил он, присел рядом и глубоко вздохнул.

– Вам, видимо, тоже.

– У меня привычка.

– И у меня, – соврала Евгения, но тут же подумала, что врать такому человеку бесполезно.

Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к звукам ночи. Все затихло, замерло. Лишь изредка шелестела листва, по которой пробегал ветер, да ночные птицы редкими вскриками вспарывали настороженную ночь. Соловей, так и не распевшись, тоже притих.

Сначала Женя чувствовала страшную неловкость, отчаянно придумывала, как поддержать разговор и о чем говорить, но Виктору Олеговичу молчать было удобно, и она расслабилась.

– Нравится тебе здесь?

– Да. Очень, – искренне и пылко ответила она.

Такой шикарный дом не мог не понравиться. Он не только красивый, но и надежный – с такой системой охраны, что и мышь не прошмыгнет.

– Поэтому я и хочу, чтобы вы жили здесь. Дом огромный, пустой практически. Ему люди нужны. Здесь должна жить семья.

Виктор Олегович незаметно втянул ее в диалог. Отвечала Женька правдиво, долго рассказывала про свою жизнь, ничего не приукрашивая. Потому как была уверена: ответы у него и так есть. Вряд ли он пустил бы ее в свой дом, ничего о ней предварительно не узнав. О своем знакомстве с Андреем она тоже рассказала. Правда, немного слукавила, сдобрив все выдуманными подробностями и завернув в романтическую оболочку. Получилось так ладно и правдоподобно, что она и сама почти поверила, что их встреча была предрешена кем-то свыше. Виктор Олегович слушал с удовольствием и одобрительно посмеивался.

Ну, веселить людей своими выходками Дольчегабана всегда умела, даже особых усилий прилагать не приходилось.

– У вас больше нет детей, кроме Андрея? – спросила она, прекрасно осознавая, насколько смел ее вопрос. Храбрости ей придала собственная откровенность.

– Нет, – охотно ответил Рысь и усмехнулся: – По крайней мере мне не сообщали. Ты, наверное, в курсе, что у нас с Андреем сложные отношения.

«У меня с ним тоже», – хотелось сказать, но Женя ограничилась кивком головы.

– Вы же никогда не общались с ним. Почему решили все изменить?

Рысь выдержал паузу, и Женя поспешила извиниться:

– Простите, лезу не в свое дело.

– Почему не в свое. Ты же семья, значит, в свое. Как тебе объяснить, чтобы было понятно, – вздохнул он, не спеша с ответом.

– Как-нибудь. А я уж постараюсь понять, – улыбнулась, поймав себя на мысли, что антипатии к Виктору Олеговичу не испытывает. Есть некий трепет перед его властностью и могуществом, но не неприязнь.

– Я, как и многие, долгое время жил самонадеянно, думая, что никогда не стану старым. Если и стану, то моя старость будет другой. А она, Женя, – как у всех. С болезнями, размышлениями о жизни и душевной ломотой.

От этой ломоты не спасали ни молодая любовница, ни друзья, ни единомышленники, поддерживающие его интересы, потому что звалась она одиночеством. Его путь к власти был тяжел и тернист. Пока шел к своей цели, беспощадно избавляясь от конкурентов, не задумывался, кому передаст свое наследие, но, когда почувствовал стремительно надвигающуюся старость, отчаянно затосковал. Рысь еще не утратил своего дерзкого вызывающего духа, но все чаще хотелось видеть рядом кого-то своего – родного по крови.

– Вы правильно поступаете. Если есть возможность наладить отношения, надо налаживать.

– Андрей так не считает.

– Андрей может говорить что угодно. Он просто обижен. В душе он очень ранимый человек, и ему нужна семья.

– Почему ты так думаешь? – Показалось, спросил он с надеждой.

– Потому что всем нужна семья. Я точно знаю, что одному быть плохо, – Женя взглянула на Рыся удивленно, как если бы говорила об очевидных вещах, а ее не понимали.

Теперь ее одолела другая неловкость. Виктор Олегович говорил с ней доверительно, чистосердечно, не представляя, что на самом деле между ней и Андреем все фальшиво. Все, кроме секса. Это у них получалось искренне. С чувствами сложнее. Чувства она скрывала, потому что боялась предательства. Ни к чему это. Оба прекрасно понимали, что их отношения временные, поэтому крепко привязываться к Андрюше она не хотела. Но все больше замечала в нем нечто человеческое, близкое по духу. Больше узнавала его. Даже его татуировки уже не пугали. И пугали они ее раньше не оттого, что считала их отвратительными. Больно это. Смотрела на Андрюшу и видела его боль.

Одно успокаивало. Что эта заварушка позволит Андрею помириться с отцом. Ради такого доброго дела Дольчегабана согласна и фамилию потерять. Тем более после развода свою можно вернуть.

– А ты не грусти, найдем и тебе занятие. Вон у Андрея конторка есть, как раз по твоей части. Устроишь там что-нибудь приличное. Ему не до этого, пусть серьезными делами занимается. К тому же его бизнес бросает слишком большую тень. Завтра поговорю с ним об этом.