Единородная дочь

Несмотря на полную изоляцию от внешнего мира, Джули буквально ощущала, как молва о ней расходится по всей Республике. Что ни час на экранах кабельного телевидения Джерси разворачивалась очередная серия эпопеи о Шейле. Вот уже четыре месяца, как на первой полосе «Нью-Джеру-залем таймс» мелькали заголовки «Шейла схвачена», «Шейла брошена в подземелье», «Приближается суд», «Второе Пришествие неизбежно». Восторженно трезвонили церковные колокола, патрульные катера инквизиции постреливали в воздух разноцветными ракетами. «Суд приближается, — думала Джули, — все повторяется. Христос перед Пилатом, Жанна перед французскими священниками. Гори, еретик, гори». Каждую ночь ей снилось, что она тонет в море крови. Она просыпалась взмокшая от пота, соломенный тюфяк вонял, как воды пролива Абсекон. Страх Джули был липким на ощупь, как клюквенное болото, в котором она очнулась после возвращения из владений Вайверна. Мучила головная боль, желудочные и кишечные колики.

Послышалось бряцание ключей: точно так же когда-то звенели монеты, сыпавшиеся из автоматов стертой с лица земли «Тропиканы». Вошел Оливер Хоррокс. Тюремщик не вызывал у Джули никаких отрицательных эмоций. Скорее наоборот: он был одним из бывших читателей «Помоги вам Бог», и его неоапокалиптизм был куда более шатким, чем считало начальство. Хоррокс никак не мог решить, как он относится к Джули. То он считал ее виновной во всех бедах Джерси — от низкой урожайности пшеницы до так и не наступившего Второго Пришествия, а то вдруг втихую приносил ей свою порцию бисквита.

— Фу! — отпрянул Оливер Хоррокс, завидев крысиную сходку. — Ну вот, самый чистый город на земле и… крысы. Слишком уж глубоко закопались, вот в чем проблема. На такой глубине от крыс никуда не деться.

Был тюремщик иссохший и сгорбленный, с птичьим личиком, покрытым сеткой расширенных капилляров, так что будь Оливер женщиной, за глаза его называли бы не иначе как «старая карга».

— Не знаю, кто ты на самом деле, но крысы — это слишком. Идем.

— Куда? — У Джули нестерпимо зудел отсутствующий большой палец.

— Нам нельзя разговаривать с заключенными.

Оливер наклонился к Джули так, чтобы его не расслышали другие обитатели подземелья, и, отряхивая полосатый рукав ее арестантской куртки, прошептал:

— Только вот что запомни. Им интереснее тебя обратить, чем сжечь. Те, на кого я работаю, нормальные люди. Поговори с ними. Они тебя выслушают.

Вместе они поднимались по винтовым лестницам, наклонным коридорам, круто уходящим вверх туннелям, стены которых были неровными и влажными, как стенки пищевода, и наконец окунулись в ослепительно яркий день.

Иисус один-единственный раз позволил себе спросить у Бога, почему тот его оставил. Джули же повторяла этот вопрос снова и снова, бормоча его себе под нос, пока они с Хорроксом шли по мощенным золотистой плиткой тротуарам, запруженным смеющимися ребятишками. Они пересекли священную реку, обошли Силоамский пруд и миновали ряд аккуратных маленьких киосков. Безупречно вымытые улицы, стерильные тротуары, девственно-чистые решетки сточных колодцев. Все это стало реальностью лишь после того, как Билли Милк отнял город у мафии. Он выскреб Атлантик-Сити, обратил лицо Блудницы к солнцу, вытравил вшей. В безукоризненно чистой витрине магазина игрушек хорошенькая девочка-подросток рассаживала говорящих кукол, тут же красовался уже расставленный игрушечный набор «Содом и Гоморра», а рядом на штативе были выставлены книги Мелани Марксон в ярких обложках. Когда-то, вспомнила Джули, на этом месте стоял «Смитти Смайл», магазинчик розыгрышей тети Джорджины. Он будто пережил перевоплощение: в нем больше не было места гвоздикам-брызгалкам, свечам в виде фаллоса, соленым ирискам и подушкам-вякалкам.

Они пересекли площадь Второго Пришествия и вошли в здание, напоминавшее огромных размеров шлакоблок. Бесконечный коридор увешан полотнами, на которых были запечатлены, как показалось Джули, знаменательные события в истории библейской юриспруденции. Вот Илия обезглавливает поклоняющихся Ваалу… Вот Гедеон избивает старцев Сокхофа… Вот дети потешаются над Елисеем, и их сейчас разорвут медведи… А вот Иаиль пригвоздила голову Сисары к земле колышком от шатра.