Единорог

Горничные уже понесли багаж наверх. Мэриан последовала за ними в полутьме. Полы в основном не были покрыты коврами, они покоробились, скрипели и отдавались эхом, над головой же висели мягкие драпировки, в проходах — занавески, легкие прозрачные ткани свешивались в дверях и углах, цепляясь за рукава. Наконец ее ввели в комнату, освещенную вечерним светом. Горничные скрылись.

Она подошла к окну. Перед ней открывался обширный вид на долину, простиравшуюся до Райдерса, и на море, оно было теперь сизым, как перья павлина, а утесы, черные как смоль, отступали вдаль, туда, где опять стали видны далекие острова на фоне рыжевато-коричневого неба. Она посмотрела и вздохнула, забыв о своем волнении.

Футляр с новеньким биноклем висел у нее на шее. Все еще поглощенная наблюдением, она вынула его. Это была восхитительная игрушка. Мэриан направила его на долину. Поразительно близко в поле зрения вдруг возник деревянный мост, и магический кружок медленно двинулся вверх по холму по направлению к дому напротив. Она приблизилась к стене, различая неровную поверхность камня там, где заходящее солнце озарило его косыми лучами и отбросило короткие тени; а затем неожиданно появилась балюстрада, точно такая же, как в Гэйзе, а за ней закрытое окно. Она медленно перевела бинокль, остановившись на группе ярких украшенных стульев и белом столе с бутылкой на нем. В следующий момент она увидела мужчину. Он стоял на террасе и смотрел прямо ей в глаза в бинокль, направленный на Гэйз. Мэриан уронила свой бинокль и бросилась прочь от окна. Паника вернулась.

Глава 2

— Миссис Крен-Смит еще не готова принять вас, — сказал Джералд Скоттоу. — Будьте добры подождать здесь, пока я найду остальных.

Мэриан недолго задержалась наверху. Оправившись от испуга и быстро осмотрев комнату, она оценила письменный стол восемнадцатого века, ощутила благодарность за пустые лакированные книжные полки, ей доставили удовольствие старинные широкие ситцевые кресла; огромная кровать с медными набалдашниками, отливавшими тусклым золотом, ее насторожила, а кричащие цветные гравюры на стене просто ужаснули, и она понадеялась, что никто не будет возражать, если она их уберет. Найдя на умывальнике из зеленого и коричневато-желтого кафеля горячую воду в цветном кувшине и таз, она быстро умылась. А когда отважилась выйти в безмолвный душный коридор, обнаружила рядом уборную с широким сиденьем из красного дерева, которое, казалось, хранило тепло тех, кто из поколения в поколение восседал на нем; широкая неглубокая чаша, украшенная гирляндами цветов, гармонировала с ее кувшином и тазом, и Мэриан не знала, радоваться этому или огорчаться.

Быстро переодевшись, она посмотрела в хорошенькое зеркальце в раме из атласного дерева. Большого зеркала не было. Мэриан напудрила свой длинный нос и зачесала назад короткие прямые темные волосы. Ее лицо со слишком крупными чертами не было хорошеньким, но, полагала она, могло сойти за значительное или по крайней мере за сильное. Но следовало подумать и о выражении. Джеффри часто говорил, что она выглядит хмурой и агрессивной. Ей нельзя выглядеть так сейчас. Однажды он сказал: «Прекрати думать, что жизнь обманывает тебя. Принимай ее такой, как есть, и пользуйся ею. Неужели ты никогда не станешь реалисткой?» Хорошо, решила она, что бы здесь ни происходило, она примет все это с полным и предельным вниманием. Возможно, эра реализма начинается, и она была права, полагая, что с ее любовью к Джеффри жизненные прелюдии закончились. С внезапно нахлынувшим чувством ужасного одиночества и тоской по дорогому исчезнувшему миру, она ощутила, как отчаянно хочет стать нужной и любимой обитателями Гэйза. Она собрала все свое мужество, придала лицу спокойное выражение и спустилась вниз.