Единорог и три короны

Затем он неожиданно задался вопросом, почему она так настойчиво звала его в конюшню, и ему тут же захотелось туда пойти. Но не успел он сделать и шагу, как одна из его очаровательных поклонниц схватила его за руку и потащила к столам, упрекая за столь долгое отсутствие. Решительно сейчас он никак не мог исчезнуть! Своими таинственными намеками Камилла едва не заставила его забыть о своих обязанностях. Рассеянно улыбаясь окружившим его поклонницам, он исподтишка наблюдал за своей прекрасной амазонкой; про себя он проклинал эту чертову девчонку, которая своим дурацким взбалмошным поведением заставила его забыть обо всем на свете.

Камилла также пребывала в окружении толпы поклонников; ее воздыхатели оспаривали честь предложить ей очередное изысканное и невиданное лакомство. Филипп восхищался, с каким беспечным видом девушке удавалось удерживать их на расстоянии, одаривая своей милой улыбкой всех и каждого. Она больше не походила на испуганную лань, какой казалась всегда, когда Филипп пытался обольстить ее; Камилла принимала восторги поклонников с любезным, но равнодушным видом.

Значит, д’Амбремон — единственный, к кому она неравнодушна, поэтому она и не может так легкомысленно кокетничать с ним! Подобная уверенность вызвала у шевалье удовлетворенную улыбку; да, он нашел единственно возможное объяснение поведению Камиллы. Она не осталась равнодушной к его чарам! Разумеется, она не доверяла собственным чувствам и каждый раз, оказываясь с ним один на один, ощущала опасность и убегала.

Сделав это решающее открытие, Филипп наконец смог мысленно вернуться к своим поклонницам. Они жаждали его общества, нетерпеливо требовали его рассказов и шепотом назначали свидания на вечер. Однако шевалье принимал их восторги совершенно равнодушно, приводя в отчаяние жаждавших его милостей красавиц. Ни для кого не было секретом, что прозвище «палач сердец» он заслужил; д’Амбремон никогда не бывал особенно близок — разумеется, духовно — со своими любовницами на один вечер, однако сегодня его пренебрежение переходило все допустимые границы: он не выказывал ни малейшего интереса к расточаемым ему любезностям.

Не одна хорошенькая женщина, обиженная столь откровенной холодностью, покинула — к великому его облегчению — в этот вечер шевалье. Лишь самые верные его поклонницы продолжали осыпать его комплиментами.

Филипп устал от дамских восторгов. Ни одна из красоток сегодня его не привлекал. Единственная женщина, к которой его неумолимо влекло, находилась в другом конце сада, также в окружении восторженных поклонников, жаждущих ее внимания. Еще немного, и он чуть не расхохотался, ясно представив себе всю нелепость подобной ситуации: ведь, в сущности, им с Камиллой постоянно приходилось разлучаться исключительно из-за избытка назойливых поклонников и поклонниц. Они стали жертвами собственного обаяния! Молодой дворянин сознавал, что, пока они оба будут при дворе, ему вряд ли удастся достичь своей цели.

Препятствий было слишком много, и главным из них являлось желание шевалье сохранить в тайне от всех свою страсть к мадемуазель де Бассампьер.

Он не хотел ухаживать за ней в открытую, становиться на одну доску с этой сворой дураков, почитающих и боготворящих ее, — словом, выставлявшими себя в смешном свете. И дело не только в его гордости. Была и иная, тайная причина: сам не зная почему, шевалье хотел, чтобы цветок страсти девушки расцвел вдали от любопытных взоров и злых языков. Возможно, это было неосознанное стремление защитить Камиллу от ревности других мужчин.

Поэтому шевалье решил как можно скорее увезти девушку из Турина. Но под каким предлогом? Нельзя же подойти к ней и сказать:

— Поехали со мной за город, чтобы там, на свободе, мне было удобнее ухаживать за вами!

Значит, надо придумать какой-нибудь убедительный повод, который бы не возбудил подозрения девушки и был бы вполне приемлем для всех остальных…

58

Камилла заметила графиню де Ферриньи: — Зефирина! Как мы долго не виделись!

Они обнялись. В своем ярко-канареечном платье, с гирляндами белых и жемчужных бантов, пущенных по корсажу, графиня выглядела ослепительно. Она прибыла прямо из Монкальери. Камилла восхитилась ее нарядом.

— Неужели вы снова покинете Турин? — тут же спросила она.

— Да, до конца лета. На время торжеств я вселяюсь во дворец Ферриньи, а потом снова уезжаю.

— Надеюсь, когда-нибудь вы расскажете мне, что в действительности вас удерживает в провинции, — лукаво произнесла Камилла.

Глаза Зефирины весело заблестели: видимо, слова Камиллы пробудили в ней приятные воспоминания, и она разразилась задорным смехом.

— Вижу, вы раскрыли мой секрет! Что ж, договорились, я вам все расскажу, — прошептала она, прикрывая веером свой хорошенький ротик.

Придворные, отдав должное великолепному завтраку, которым угостил их король, постепенно оживились. Настало время для подготовки к большому балу, который должен был начаться после полудня. Зефирина увлекла за собой Камиллу:

— Поедем в моем экипаже; я расскажу вам о своих приключениях.