Видимо, Тибор и Пьер все же попались кому-то на глаза в окрестностях тюрьмы, их выследили, и заговорщикам теперь было известно, где скрывается наследница Савойского дома. Итак, тюремная камера перестала быть для нее безопасным убежищем.
Друзья передали, чтобы она не прикасалась к пище до тех пор, пока они не найдут выход из этой опаснейшей ситуации. Девушка пришла в смятение. Все утро она обдумывала полученные известия и решила, что ей необходимо завоевать доверие шевалье д’Амбремона. Молодой офицер — ее единственная надежда; нужно внушить ему, что ее жизнь находится под угрозой.
Когда в полдень Филипп вошел в камеру, чтобы снять цепи на время обеда, Камилла обратилась к нему дрожащим голосом:
— Сударь, молю вас выслушать меня. Убийцы сумели подобраться ко мне. Поговорите с королем! Передайте ему, что я оказалась в ловушке. От вас зависит моя жизнь!
На какое-то мгновение дворянину показалось, что она лишилась рассудка. Сказав себе, что надо хоть немного скрасить ей заключение, он стал уговаривать ее, как ребенка:
— Успокойтесь! Не болтайте чепухи и поешьте — вам сразу станет лучше!
— Нет! — вскричала она, вцепившись в его руку. — Я не прикоснусь к еде. Я не желаю умирать из-за вашего тупого упрямства, и вам придется меня выслушать! Если вы не сделаете того, о чем я прошу, то королю вы передадите труп!
Удивленный этой яростной вспышкой, он пристально взглянул на узницу и прочел в ее глазах такой ужас, что на секунду поверил ей, но тут же вспомнил, как обманчива хрупкая внешность этой девицы и сколько коварства таится в искренних, казалось бы, словах. Конечно, это очередная адская выдумка, чтобы обмануть его и вновь совершить побег.
Грубо схватив Камиллу за плечи, он силой усадил ее за стол решительно произнес:
— У меня нет времени выслушивать все эти глупости. Хватит ломаться! Ешьте!
Однако на сей раз она не собиралась подчиняться и, прежде чем Филипп успел остановить ее, смахнула на пол всю принесенную ей еду. Тарелки с грохотом разлетелись на мелкие кусочки.
— Хорошо, — сказал он сквозь зубы, силясь сохранить хладнокровие. — Если у вас нет аппетита, подождем ужина. А пока извольте лечь на постель. Я не намерен долго возиться с плаксивой жеманницей!
Схватив девушку за запястья, он бесцеремонно швырнул ее на кровать и взялся за цепи. Но она, столь покорная и молчаливая, словно бы взбесилась — кусалась, царапалась и вопила рыдающим голосом:
— Нет! Нет! Умоляю вас… Не трогайте меня… Выслушайте! Шевалье!
Филипп, придя в крайнее раздражение, потерял всякий контроль над собой. Она билась в его руках, будто фурия, оглушив его своими криками, и ему хотелось просто придушить ее. Внезапно девушка обмякла, и ее огромные глаза уставились на какую-то точку в середине комнаты.
— Посмотрите, — выдохнула она, — мыши… Они подохли!
Шевалье инстинктивно обернулся, думая, что на сей раз Камилла окончательно сошла с ума. И застыл в изумлении: в нескольких метрах от него возле разбитых тарелок и кусков пищи неподвижно лежали две мыши. Привыкнув хватать с пола любую крошку, зверьки устремились на пиршество, и яд поразил их почти мгновенно.
Опомнившись, Филипп выругался и бросился в коридор. Позвав стражников, он быстро выяснил, что обед принес новый помощник повара, лишь сегодня поступивший на службу. Приказав схватить негодяя, он заявил, что сам займется расследованием.
Вернувшись затем в камеру, он долго смотрел на Камиллу прищуренными глазами, словно желая проникнуть ей в душу. Столь долго сдерживаемое любопытство едва не прорвалось наружу потоком вопросов, но он заставил себя молчать, ибо не хотел поддаваться слабости. Ему нет никакого дела до этой девушки, и не имеет значения даже то, каким образом удалось ей узнать о готовящемся покушении. Он должен руководствоваться одним — приказом, полученным от короля.
— Вы оказались правы, — сказал он наконец. — Вас действительно пытались отравить… По не известной мне причине. Однако это не отразится на вашем положении и на строгих мерах надзора. Отныне я сам буду следить, чтобы подобных происшествий более не случалось. Что до преступника, то обещаю вам: мы развяжем ему язык прежде, чем его вздернут на виселицу. — Он приковал Камиллу к кровати цепями — та не оказала сопротивления. На пороге он обернулся и добавил: — Возможно, именно вы и довели до преступления этого беднягу! Наверное, он хотел расквитаться с вами за какую-нибудь пакость… Меня бы это не удивило!
Этими словами Филипп хотел преуменьшить важность случившегося и успокоить молодую женщину. Но Камилла пребывала в таком ужасе, что почти не слушала. Ее преследовала ужасная картина — дохлые мыши среди тарелок и разбросанной еды! Если бы не верные друзья, она вполне могла бы оказаться на их месте!
Она не ведала страха, встречаясь с врагом лицом к лицу, с оружием в руках. Но сейчас ее окружали коварные, безжалостные враги, против которых она была беспомощна, — именно это обстоятельство приводило ее в ужас. И вдобавок ко всему она была прикована к кровати, лишенная способности защищаться.