Единственная

Бостонцы и жители мыса Кейп-Код называют этот островок просто — «Виноградник», или «Остров виноградника Марты». Странное, на первый взгляд, название имело свое объяснение: по распространенной среди местных жителей легенде остров получил свое имя в семнадцатом веке, когда один из пионеров, Бартоломью Гаснолд, обнаружил здесь дикий виноград и назвал остров в честь своей дочери. Сегодня тут не только выращивают замечательный виноград и производят прекрасное вино, но и разводят омаров; в летние месяцы настоящего туристического бума население острова возрастает в несколько раз. Туристы предпочитают отдыхать в северной его части, где расположены отели, увеселительные заведения. Южная часть — куда менее людная — с частными домами и пляжами, и люди типа Джордана Филлипса предпочитали селиться именно здесь — вдали от посторонних взглядов.

Мунстоун — Лунный камень — был жемчужиной южного побережья. Тридцать акров великолепной первозданной природы, огороженные серой каменной стеной с чугунными воротами. Огромный особняк времен королевы Виктории — построенный и отделанный усилиями матери Джордана, Андреа, женщины образованной, любящей искусство, — до сих пор содержался в идеальном порядке и был буквально напичкан предметами старины, в частности античности, которую Андреа обожала. В гостиной — огромный камин, кровать в спальне тоже удивляла размерами: на ней свободно могли поместиться человека четыре. Лишь кухня, оборудованная по последнему слову техники, была истинным детищем двадцатого века.

Вокруг дома росли сосны и дубы, поэтому воздух тут был удивительный: запах моря смешивался с ароматом смолы, дышалось легко, свободно. Утоптанная тропинка вела к конюшне, настолько добротной, что она вполне могла сойти за человеческое жилище.

Слоун впервые была в Мунстоуне, но Джордан столько рассказывал об этом удивительном уголке, что она не удивилась, когда он предложил именно там отпраздновать День благодарения.

— Надеюсь, Тревис не очень будет огорчен, что не увидит праздничного парада на 34-й улице, — сказала Слоун, стоя у окна и глядя на сына, играющего около дома.

— А ты? — Джордан незаметно подошел и встал позади Слоун, обхватив ее руками. Губы его легко касались волос Слоун, руки нежно скользили по телу.

— Я-то всегда считала все эти парады дикостью.

— Да нет, я не про то. Тебе здесь нравится, но согласилась бы ты жить здесь, уехать из Нью-Йорка, бросить свой дом…

— У меня есть ты и мой сын, — неожиданно просто сказала Слоун. — Это то, чему я принадлежу безраздельно, где бы ни находилась.

Джордан и Слоун гуляли по берегу залива. Сумерки сгустились. Джордан оживленно рассказывал об одном из ранних своих увлечений — Яне Уэллсе, великом игроке в поло, своем бывшем тренере. И о его дочери Дасти.

— В самом начале, когда я только-только начал прилично играть, Дасти не обращала на меня никакого внимания. А потом… Чем больше Ян старался помочь мне совершенствоваться, относясь почти как к сыну, тем сильней Дасти ревновала. И долго не могла побороть этого чувства. Зато сегодня я ей очень благодарен: когда она играла (и как играла!), то делала все возможное, чтобы переплюнуть меня. Внешне это выглядело вполне естественным соперничеством двух конников, но борьба между нами и после не прекращалась ни на минуту. Борьба за Яна… Во всяком случае, с ее стороны.

— Значит, не на жизнь, а на смерть?

— Да, я читал именно это в ее глазах. Дасти была единственным ребенком, фантастически любивший ее отец всегда принадлежал только ей. — Джордан улыбнулся далеким воспоминаниям. — А тут является неизвестно кто, неизвестно откуда и похищает у нее собственность, того, кем она гордилась и восхищалась.

— Ну, и чем все это кончилось?

— Чем кончилось? Когда Дасти поняла, что я не собираюсь отступать и «вернуть» ей отца не удастся, она меня просто возненавидела. Ей к тому времени стукнуло шестнадцать. Ян в глубине души надеялся, что со временем все образуется… — понимаешь сама, о чем он думал, но он ошибся — вариант создания семьи из двух конников отпал, во всяком случае для меня он был совершенно неприемлем.

— Но почему же? — Слоун взглянула на Джордана с недоумением.

— Не знаю, почему. Но я всегда относился к Дасти, как к младшей сестре — увы, у меня никогда не было сестры.

Слоун задумалась.

— А ты страдал без сестры, без брата?

— Иногда. Я достаточно быстро понял, что у единственного ребенка немало преимуществ. Но я бы никому не желал такой обстановки, какая сложилась у нас. Тебе — все, но ты — один, упорно должен искать друга или хотя бы подходящего приятеля-сверстника. Я уже тогда поклялся стать отцом… кучи ребятни. — Молчание нарушил Джордан: — Ты думаешь, Тревис не переживает, что у него нет ни брата, ни сестры?

— Даже если и переживает, то молча. Потом, знаешь, Тревис вырос на улицах Манхэттена, у него множество друзей и знакомых — кто-то живет совсем рядом, кто-то неподалеку — можно доехать на автобусе или на метро.

— Ты что, разрешаешь своему сыну одному ездить на метро? — Удивлению Джордана не было предела.