Единственная

Слоун отключила телефон. По загоревшейся лампочке видела, что кто-то ей звонил. Уверенная, что не Джордан, телефон не включала — ей некому и нечего сказать.

Ослабевшая, осунувшаяся, Слоун потеряла счет времени, не различала ни дня, ни ночи. Включала все лампы в доме — страшно боялась темноты, и свет горел сутки напролет. О, когда-то она любила ночь. Ждала ее, чтобы остаться наедине с Джорданом.

Сейчас ее терзало одиночество. Ничего на свете, поняла Слоун, — не может быть хуже одиночества.

Тошнота и рвота наконец прекратились. И Слоун почувствовала однажды, как энергия постепенно возвращается к ней. Так медленно и незаметно, что сначала она решила, что ей это только кажется. Но нет, она действительно окрепла. «Это только начало, радоваться пока рано, — урезонивала она себя, — только начало».

Однажды утром Слоун проснулась с мыслью, что больше всего на свете ей хочется принять ванну. Влезла в теплую воду, добавила ароматного шампуня для пены, с доселе неиспытанным наслаждением стала мыться. Никогда раньше ей не приходило в голову, что у мыла такой приятный запах, а вода может так нежить тело.

Потом она помыла голову — и это было восхитительно. Волосы стали блестящими и шелковистыми, легли легкими волнами.

На следующий день Слоун решила, что наступило время приняться за еду — хотя первая мысль о пище и страшила ее. «Начнем с чего-нибудь легкого, — пара яиц и горячий тост — для начала хватит». Опасаясь неприятностей, ела медленно — Боже, какой изумительный вкус у яиц, как благоухал горячий хлеб!

На третий день Слоун рискнула выйти на террасу. Ей показалось, что даже сырой зимний воздух пахнет необычно — чистотой и свежестью. Никогда Слоун не нравилась зима. А сейчас — она ее восхищала! Все окружающее она воспринимала так свежо и остро. Это могло означать только одно — она выжила, выздоровела! Значит, есть надежда и на все остальное…

Днем она решила прослушать, что записал автоответчик. Три раза ей звонила Кейт, раз Адриена, — ничего от Джордана.

Это испортило настроение, хотя Слоун и не ждала от него звонка. Он ведь сказал, что звонить не будет, но надежда все же теплилась в глубине души. Надежда всегда умирает последней…

Каир, декабрь 1988

Джордан все думал: совершил он ошибку или — нет. Слишком жестоко повел себя со Слоун или все же правильно? Сотни раз задавал он себе эти вопросы в Мунстоуне.

Сейчас, пожалуй, он не стал бы действовать столь решительно. Но что сделано — то сделано. Интересно, когда Слоун покинула Мунстоун? На его звонок ответила Эмма. Слоун уже там не было. И Тревиса она не взяла с собой. Что все это могло означать?

Первая мысль Джордана: Слоун в Нью-Йорке. Несколько раз звонил ей на квартиру, но каждый раз ему отвечал автоответчик.

Что мог сказать автоответчику Джордан?

Где же Слоун? Джордан звонил Кейт: она ничего не слышала о подруге со Дня благодарения. Только подтвердила опасения Джордана: прежде со Слоун ничего подобного не случалось.

— И сколько ты намерен здесь прожить? — поинтересовался Ян.

— Не знаю пока.

Они сидели в небольшом кафе, рядом с отелем, — здесь не подавали алкогольных напитков (страна ислама!), и друзья довольствовались кофе.

— Не знаю, что произошло между вами, но чувствую что-то серьезное, правда? — решился на откровенность Ян. — Ты ведь даже играть стал плохо.

— Да, — согласился Джордан, — положение у нас сложное, но это не то, что ты думаешь… Слоун… может стать наркоманкой, — у нее зависимость от таблеток.

Ян был поражен.

— Давно начала?

— После того, как потеряла ребенка. — Джордан попросил принести еще кофе. — Она так болезненно переживала смерть ребенка…

— Да, я помню.

— Доктор Хаксли долго не хотел отпускать ее из больницы, но я настоял. Теперь вижу — зря. Он советовал обратиться к психиатру…

— Ты этого не сделал.

— Да, не сделал. Мне казалось, что чем скорей Слоун окажется дома, тем скорей забудет свое горе. Она ведь лежала рядом с родильным отделением, слышала, как плачут малыши.

Официант принес еще кофе. Джордан отпил глоток.

— Она расстроила себе сон, врачи выписали снотворное. Барбитурат. С давних пор у нее сохранился и амфитамин. Слоун стала жить так: чтобы заснуть, принимала барбитурат, а потом, чтобы прийти в норму — амфитамин. И так изо дня в день. Когда таблетки кончались, ехала в Нью-Йорк: ты знаешь, за деньги там можно найти врача, который выпишет тебе, что угодно. А когда не могла поехать в Нью-Йорк, обращалась к Лэнсу.

Ян от удивления поднял брови.

— К Лэнсу?

— Увы, мой бывший лучший друг снабжал мою жену этой гадостью. Как тебе такая дружба?

— Значит, ты и Слоун расстались?

— Так больше не могло продолжаться, — грустно продолжал Джордан. — Слоун стала словно чужая. Постоянно настроение у нее отвратительное, не хочет никого видеть, и меня в первую очередь. Я понял, что должен на что-то решиться.

— На что же?

— Я сказал прямо: не могу жить с тобой, зная, что ты ежедневно убиваешь себя. Сказал, что ухожу и вернусь, когда она победит свою кошмарную привычку.