Единственная

Он перекатился, подмяв ее под себя, и это ему удалось. По крайней мере позиция. Что же до остального… в слепящей вспышке озарения он понял, где они оказались и куда она его завела. Прямо в пучину слепой похоти. Совсем как в тот раз.

Он не владел собой. И она тоже.

Губы их по-прежнему были намертво спаяны, жаркие и настойчивые. И казалось, этому поцелую не будет конца. Никогда.

Ее руки были повсюду: дергали за пуговицы и завязки… они катались по кровати, изнывая от нетерпения. Каким-то образом им удалось сбросить все. Предметы одежды фонтаном летели во все стороны. Он не помнил, как ухитрился стянуть сапоги. И она все-таки прервала поцелуй, только чтобы стащить с него бриджи. И словно в беспамятстве провела руками по его бедрам.

В ее прикосновениях чувствовались невинность, почти детское изумление, и этого оказалось достаточно, чтобы к нему возвратилось некое подобие рассудка.

Пробормотав что-то в шелк ее волос, он лег на спину и поднял ее на себя. Неожиданная смена позиции, столь новой для Пенни, поначалу ошеломила ее. Но он притянул ее к себе и вновь зажег огонь их исступленного поцелуя. Теперь он знал, что делать. Знал, что должен сделать это сейчас, прежде чем она вновь лишит его самообладания.

А это произойдет, и скоро…

Всего лишь мысль…

Он должен сейчас, сию минуту овладеть ситуацией. Ее батистовая рубашка задралась до колен и при этом запуталась между их ногами. Лиф расстегивался только на несколько пуговиц, обнажая груди. Резким рывком, не прерывая поцелуя, не прерывая бесстыдного танца их языков, он располосовал батист надвое и продолжал рвать, рвать, до самого подола. Потом она тряхнула руками, и половинки распались и были тут же забыты.

Он сжал ее талию, с наслаждением ощущая под ладонями обнаженную кожу, проник языком в рот еще глубже и стал ласкать ее груди, вздрагивая при каждом прикосновении к упругим холмикам. И стал их мять. Без всякой нежности, но с почти грубой настойчивостью. С той же жадной потребностью, с которой она цеплялась за него.

Наконец, она откинула голову, и ее великолепные волосы рассыпались живой вуалью по спине, по плечам, лаская ее, как ласкал он. И она что-то бормотала и извивалась под его руками. Требуя большего.

Он приподнялся на локте и дал ей все, что она пожелала. Прижался губами к впадинке чуть ниже уха, спустился ниже, по ее изящной шее, по изгибу груди, полной и набухшей в его руке, к закаменевшему соску, который перекатывал между пальцами.

Он взял его в рот, и она охнула. Он стал сосать, и она застонала.

Пенни услышала собственный голос и смутно удивилась, что он сумел заставить ее до такой степени отдаться на его волю. Удивиться она смогла; думать сил не было. Ощущения пронизывали ее, переполняли тело, каждая частица ее существа жаждала завершения, и душа купалась в тепле счастья.

Она оседлала его, сжимая коленями ребра, наклонившись вперед. Он продолжал сосать ее грудь, посылая молнии по венам, молнии, которые сжимались внизу в огненный клубок.

Его руки гладили ее. Жесткие и требовательные. Ласкающие, предъявляющие права, исследующие, открывающие все новые чудеса. Оставляющие на своем пути огненные полосы.

И она вспомнила… вспомнила расплавленную пустоту, открывшуюся в ней еще до того, как его рука легла между ее широко разведенных бедер и коснулась набухшей плоти. Закрыв глаза, она вцепилась в его плечи и отдалась желанию.

Его рот был горячим, влажным и настойчивым, и в ее груди заплясало пламя, которое не мог охладить врывавшийся в окна ветерок. Пламя было живым и билось в ее венах в странном ритме, убыстрявшемся с каждым биением сердца, распространявшемся под кожей и жадно требовавшем большего. От нее. От него.

Она едва могла дышать, но… но все чувства сохранились. И она чувствовала. Каждое прикосновение, каждый удар желания, каждую ласку.

Губами и языком он терзал пульсирующую вершинку одной груди. Второй завладела рука, сминая, пощипывая, перебирая. Другая рука лежала между бедрами. Длинные пальцы зарылись в глубину лона, проникая все глубже, прижимая сильнее.

И этого оказалось недостаточно: она со всхлипом откинула голову и в несвязной мольбе вонзила ногти в его спину.

Он приподнялся под ней, перевернул и, продолжая теребить крошечный бугорок, завладел ее губами в отчаянном поцелуе, укравшем ее дыхание, обострившем желание, убедившем в том, что он с ней. Что он хочет ее. Что она ему нужна. Так же сильно, как он – ей.

С ним она никогда не будет одна в своем желании. Никогда не останется беззащитной. Общее безумие владело ими, безумие, которое они должны погасить вдвоем.

Он вжал ее в матрац, длинное сильное тело нависло над ней. Она ожидала, что он раздвинет ей бедра коленом и войдет в нее, и уже заранее напряглась в предчувствии полузабытой боли.

Но он прервал поцелуй, и Пенни поняла, что у него другие планы.

Его губы прошлись по ее шее, скользнули ниже, чтобы снова терзать ее груди. Утолить терзавшую ее жажду, унять разбушевавшееся сердце…