Единственная

– Ты же знаешь, это снимает стресс.

– А Вы знаете, что это лишь Ваше желание. Точно также Вы сможете снимать стресс любым другим занятием, Василий, – недовольно пробормотала девушка. – И всё же, как Вы?

– Тяжело, Ада, очень тяжело. Я так безмерно корю себя за то, что не попытался вернуться к ней раньше. Какой бы она ни была, я ведь… Я ведь любил её. По крайней мере, точно был счастлив. А что же у меня есть сейчас – то? Пустой дом, который мне совершенно не нужен, жизнь, которую придётся прожить в одиночестве и абсолютное горе.

– Вы же знаете, что в вашей жизни всегда буду я, правда? – нахмурившись, спросила девушка, посмотрев в окно. – Я уверена, что Татьяна бы не хотела, чтобы Вы растратили свою жизнь на сожаление о её смерти. Возможно это единственное, в чём я вообще могу быть уверена на её счёт, – хмыкнула Аделаида. – Она никогда ни о чём не жалела и учила меня тому же.

– Прошло ещё слишком мало времени, Ада. Может, однажды я смогу сказать, что пережил этот кошмар, но не сейчас, – в ответ попытался рассмеяться Василий, но получилось до боли неестественно. – Ну да ладно. Тебе пора заниматься. Уверен, в доме твоей семьи полно вещей, на которые ты сможешь сейчас обратить своё внимание.

– Я ещё перезвоню Вам! – лишь успела воскликнуть девушка, прежде чем услышала на линии протяжные гудки, свидетельствовавшие о завершении разговора.

Зачем людям смерть? Почему жизнь человека должна обрываться так стремительно и так внезапно, словно кто – то просто обрезал нить, качавшую в сердце кровь? Разве люди не удивительные существа, жизнь которых должна цениться и оберегаться? Все эти вопросы задавались в пустоту и продолжали кружить под потолком, то и дело навязчиво опадая перед глазами.

– Итак, надо найти документы, – заправив волосы на уши, пробормотала Аделаида, подходя к письменному столу из тёмного дерева. Нервно барабаня пальцами по столешнице, она принялась искать нужные бумаги. Прежде чем идти к семейному нотариусу и получать на руки свидетельства о том, что дом по праву принадлежит ей, нужно было найти хотя бы имя этого нотариуса, ибо сама девушка не имела даже представления насчёт того, к кому ей обратиться.

Ящики, видимо, слегка рассохшиеся из-за долгого стояния без дела, никак не хотели поддаваться напору Петровой, но та словно не замечала этого. Постепенно открывая один за другим, Аделаида мельком просматривала оставшиеся от отца вещи. Пара фотографий города, старая ручка, какие-то химические реакции для очередного проекта, так и незаконченного отцом. «Жаль!» – с искренним сожалением подумала девушка, грустно улыбнувшись. Это, наверняка, был бы новый прорыв.

– Да уж, папа был прав, когда говорил о том, что его бардак в голове полностью выливается именно в его стол. Здесь же нет никакой структуры, – закусив губу, Аделаида продолжила поиски.

На столешницу полетели пустые листы, папка со счетами, которая тут же была быстро просмотрена девушкой и, за неимением в ней какой – либо важной информации, откинута в сторону. И, наконец, плотный конверт.

Осторожно взяв его в руки, девушка попыталась найти на нём хоть какие – то опознавательные знаки, но обратного адреса на бумаге не было. Григорий, скорее всего, так и не успел открыть его. Тем более не успел он отправить ответ. Насколько помнила девушка, письма, написанные от руки, Григорий считал особо важными, и, именно поэтому, стремился покончить с ними как можно быстрее.

Сглотнув, Аделаида потрогала пальцами черную печать и с интересом принялась её рассматривать. На тёмном воске виднелся небольшой герб, обвитый диким плющом, а в центре находилось что – то совершенно не поддающееся рассмотрению неподготовленным глазом. Девушка села на стул, попутно разламывая печать в пальцах. На стол упало тяжёлое украшение, до этого ощущавшееся под пальцами в конверте, и само письмо.

В выполненное из золота ожерелье была инкрустирована россыпь янтаря так, что камни при надевании полностью завладевали шеей. Пару секунд повертев украшение в руках, Аделаида, нахмурив брови, отложила его, обратив внимание на письмо, витиеватые буквы которого сразу привлекли к себе её вниманием. Аде потребовалось несколько секунд для того, чтобы привыкнуть к закорючкам, которыми заканчивалась каждая линия у буквы, но вскоре Петрова уже смогла прочесть написанный текст.

«Здравствуй, Григорий.