Единственная

Это было невероятно: человек, идущий рядом с ней по Тверской, был внуком другого человека, много раз видавшего того, кто, кроме всего прочего замечательного, удивительного, любимого, написал маленький рассказ "Шуточка". Она рассказала об этом Иосифу.

- Пригласи его к нам, угости хорошо. В конце концов надо его отблагодарить, он же не обязан заниматься с тобой дополнительно.

- Нет, это неудобно. Твоя персона будет его смущать.

- Я пойду погуляю по Кремлю, пока вы будете есть, а потом тихонько вернусь и лягу на сундуке в передней. Скажешь, приехал дядя Ладо из Багдади.

- Ты шутки шутишь, а мне действительно хочется его чем-то отблагодарить.

- Я сделал хорошее предложение, правильное, не знаю, как еще у вас в Питере благодарят. У нас в Грузии приглашают в гости. Хотя, хотя... есть идея. Твоя Ирина сейчас в Межкниге работает? Пусть устроит тебе хороших книг, книга - лучший подарок, ты сказала, он образованный, пускай читает, сейчас с книгами трудно.

Перед сессией тащить книги было неудобно, Борис должен был принимать экзамен. На экзамене тоже специально пошла к другому преподавателю (он глянул удивленно-испуганно), но она сдала на "хор", хотя, конечно же, ей достался "определитель Вронского".

На следующий день с трудом приволокла восемь томов "Итогов науки" издательства "Товарищество Мир". Редчайшее букинистическое издание двенадцатого года. Идея Ирины. Мелькнула мысль, что книги прибыли из личной библиотеки подруги, поправившей таким образом свои неблестящее материальное положение, но Надежда тотчас эту мысль прогнала, как гадкую и недостойную.

Борис вспыхнул от удовольствия, подарок принял без отнекиваний и дурацких фраз вроде: "Зачем же вы, мне неловко". Хорошо принял, сказал, что очень любит такие книги, восхитился иллюстрациями. Ей было приятно. Но через несколько дней, Борис по дороге из института пригласил в коммерческую кофейню на Тверском бульваре.

Из этого вышла одна мука. На улице среди бушлатов, кителей, перелицованный пальто они не чувствовали убожества своей одежды. А здесь, возле обтянутых шелком стен, разнаряженных сытых дам и сомнительного вида франтоватых мужчин, сникли и растерялись.

На вешалке с "рогами" висели котиковые манто, пальто с бобровыми воротниками и его полушинель-полупальто странного цвета интервенции, и ее демисезонное на простеганной ватной прокладке с немодным большим воротником - шалью из черного бархата, выглядели бездомными дворняжками, прибившимися к своре борзых.

Кроме того, он был ошеломлен ценами. Конечно, предполагал, что это будет недешево, но чтобы так! За два последних года цены вообще поднялись в шесть раз, а здесь и вовсе уж были запредельными.

Надежда взяла пирожное и кофе, он - чай без всего. Официант, ледяной вежливостью высказывая свое презрение, принес заказанное и молча замер, давая понять, что надо расплатиться немедленно.

Борис, не понимая, отчего тот не отходит от стола, смотрел растерянно. Надежда не выдержала:

- Не обращайте на нас внимания, - сказала насмешливо прилизанному с еле заметной, нагловатой ухмылкой, парню. - Занимайтесь своим делом. Мы не убежим.

Конечно, она готова была расплатиться, если бы это было возможно, не унизив спутника.

За соседним столиком холеная дама с огромными накладными ресницами довольно громко сказала, вынимая из лаковой сумочки деньги:

- На память о пятилетке останется партбилет, Сталина портрет и рабочего скелет.

Борис вздрогнул, лицо покрылось пятнами, посмотрел на нее испуганно. Они, наверное, были ровесниками, но сейчас она испытала к нему то же чувство сострадания и желание защитить, уберечь, какое испытывала к Якову. Они оба были не приспособлены к этому неимоверно тяжелому времени, к судьбе, выпавшей на их долю.

Говорили об институтских делах, о том, что всем известный добродушный, круглоголовый, бывший студент Академии, Никита Хрущев делает головокружительную карьеру - избран секретарем Бауманского райкома партии.

- После своего выступления на конференции и статьи в "Правде" он был "обречен" стать выдвиженцем, - сказала Надежда.