Единственная

Тони был застигнут врасплох, он, конечно же, ожидал более хитрого прикрытия, и Карлин забавно было видеть, что ее ответ выбил его из колеи.

— Надо ли понимать так, что если я полицейский, то не могу получать цветы или конфеты? — промурлыкала она.

Тони молча изучал ее, и Карлин почти видела, как крутятся колесики в его голове. Он пришел сюда, твердо уверенный, что она станет оправдываться, а она заставила его посмотреть на все по-другому. Неожиданно Карлин почувствовала, что слишком устала для того, чтобы продолжать эту своеобразную игру.

— Тони, может, ты придешь через несколько дней, когда… — Карлин замолчала на полуслове, потому что в комнату вошел Бен Дамирофф.

— Простите, что прерываю.

В белом халате с болтающимся на шее стетоскопом Бен был невероятно красив. Карлин почувствовала, как у нее сжалось сердце, ее предыдущая нервозность, связанная с появлением Тони Келлнера, не шла ни в какое сравнение со страхом, заставившим ее онеметь.

— Ба, Бен Дамирофф. — Тони. Келлнер протянул ему руку.

— Добрый день. — Бен ответил на рукопожатие, но было очевидно, что он совершенно не представляет, кто такой Тони.

— Вестерфилд, школа, Тони Келлнер. — Он широко улыбнулся. — Наташин мальчик.

— По-моему, мы все уже стали взрослыми.

Хотя замечание прозвучало вполне любезно, не чувствовалось, чтобы Бену доставило особое удовольствие увидеть Тони.

— А вы двое все еще порознь? — Тони перевел взгляд с Бена на Карлин.

— Несколько дней назад я оперировал Карлин, — ответил Бен за них обоих.

— Как повезло.

— Оставьте нас на несколько минут, мне нужно осмотреть больную, — обратился к нему Бен без всякого намека на любезность.

— Конечно. — Тони улыбнулся Карлин несколько излишне заботливо. — Я постараюсь навестить тебя еще, пока ты здесь. — Очевидно, он все никак не мог решить, была ли Карлин откровенна с ним.

— Буду очень рада, — тоже улыбнулась она, стараясь казаться искренней.

Когда Тони вышел из палаты, Бен подошел к кровати.

— Я должен проверить повязки. — Его тон не мог быть более официальным. — Тони Келлнер твой близкий друг? — Он откинул простыню и стал осторожно обследовать забинтованное место.

— Не особенно, — с трудом выдавила она.

— Тебе больно? — Бен быстро убрал руку, ища на ее лице признак боли.

Быть так близко от Бена Дамироффа, чувствовать его холодное прикосновение — этого уже достаточно, чтобы впасть в ступор.

— Все прекрасно. Делай то, что нужно. — Карлин вновь чувствовала себя влюбленным по уши подростком, даже дыхание вновь перехватило, но она заставила себя ответить обычным тоном и посмотреть ему прямо в глаза.

Бен продолжал обследование, его уверенные пальцы время от времени касались кожи вокруг повязки, он вел себя совершенно непринужденно, и Карлин, как зачарованная, наблюдала за его работой, она даже почувствовала, что расслабляется от прикосновений его умелых рук, и следующие его слова застали ее врасплох.

— Значит, выпускница Гарварда решила стать копом.

Карлин не могла поверить своим ушам. Неужели он действительно нанес запрещенный удар? Она неожиданно нашла в себе силы разозлиться. Бен Дамирофф, видимо, долго вынашивал эту фразу. Ее голос снова окреп.

— Так или иначе, демонстрация своего превосходства над беспомощным человеком, мне кажется, не украшает врача.

Бен отозвался так быстро, словно с их последней стычки прошло двадцать минут, а не около двадцати лет.

— Держу пари, тебе нравится командовать департаментом, полным мужчин. — Он смотрел на нее, подбирая следующие слова, как бы прицеливаясь перед выстрелом. — Надеюсь, твое поведение на свадьбе моей сестры помогло тебе отточить свое искусство. — Бен подтянул покрывало до талии Карлин и направился к двери. — Швы выглядят отлично. Доктор Аранов будет наблюдать тебя, пока ты не выпишешься. — Не ожидая ответа, он быстро вышел и закрыл за собой дверь.

Карлин даже не старалась сдерживать слез, а просто лежала в постели и рыдала до тех пор, пока больше не осталось сил. Она мечтала, чтобы Бен, пусть даже и такой злой, вернулся хотя бы на несколько минут, чтобы она успела все объяснить, извиниться, получить его прощение. Она лежала совершенно измученная и несчастная, глядя в окно на сгущавшиеся унылые сумерки. Она понимала, что это было несбыточное желание, и знала, что он никогда не вернется.

23