Единственная для Бешеного

Я прошлась по комнате, бездумно прикасаясь ко всему подряд: стена, дверца шкафа, штора, подоконник. Автоматические движения словно напоминали: я жива, я еще дышу и, что самое главное, не сошла с ума. Хотя последнее все еще под вопросом, причем, для меня самой.

Совсем недавно, почти вчера, я считала себя достаточно циничной и хитрой журналисткой, смысл жизни которой составляло лишь одно: вывести на чистую воду тех, кто мнит себя хозяином жизни, шагая по головам обычных, ничем и никем не защищенных людей. Отчасти, сама порой пользовалась не всегда законными методами, и не видела в этом особого греха. Только бы тот, на чьей совести есть загубленные жизни, понял: в этой стране еще есть те, кто сможет дать отпор. Я делала все, чтобы они перестали смотреть на окружающих как на тупое быдло, боялись разоблачения, старались обходиться без преувеличенной жестокости… и была не менее жестока к своим противникам.

И, блин, мне нравилась моя жизнь. В ней существовали некие законы, правила, выстроенные мной и обстоятельствами, этого хватало, чтобы не потеряться. Сейчас же… после разговора с Бешеным вокруг не осталось ничего, что имело бы хоть какое-то значение. Собственное недавнее копошение кажется смешным и неважным.

Когда накануне он вошел в спальню, где я предстала перед ним во всей красе, так сказать, я ожидала всего, чего угодно. Даже изнасилования. В конце концов, для чего-то же они меня похитили.

– Здравствуй, – слово, больше напоминающее хрип.

– Что тебе от меня надо? – я не стала оборачиваться, чтобы снова не попасть в плен черных глаз.

– Ничего.

– Почему я здесь?

– Здесь твое место.

– В этом доме?

– Рядом со мной.

Последнее заявление сбило с толку окончательно. Я видела его в отражении у себя за спиной. Хмурый вид, руки сжаты в кулаки, дышит часто. Злится? С чего бы, это я беситься должна, меня же похитили!

– Тебе нужен выкуп? Позвони Грише, он объяснит тебе, в чем ты не прав.

Клянусь, глаза мужчины сверкнули красным, в этот раз уверена: мне не показалось!

– Твой Гриша уже ничего не заплатит.

– В каком смысле?

– Он погиб.

Я обернулась, чтобы увидеть спокойное лицо того, кто с таким пренебрежением произнес страшную фразу.

– Нет! – почти закричала. – Ты что несешь?!

– Не ори.

– Он не мог!

– Он был тебе настолько дорог? – вместо того, чтобы взять свои слова обратно, спросил Бешеный, чуть склонив голову на бок. – Сочувствую.

– Да пошел ты!

Этого не может быть, он обманывает меня! Непонятно, для чего, чтобы сделать больнее, чтобы сломить жертву, как там поступают маньяки?

– Ты врешь…– прошептала, видя, как он медленно подходит ко мне, словно сам боясь этого сближения. Думает, ударю? Клянусь, еще секунда – так и поступлю, пусть что хочет, делает! – Скажи, что это неправда!

Мгновенные слезы застилали глаза. Я рванула к нему навстречу, схватила за грудки.

– Зачем ты врешь?! Он не мог погибнуть, слышишь?! Нет!

Он молча смотрел на мою истерику, не поднимая рук и не стараясь отклониться. Я кричала, называя его, мразью и сволочью, требовала забрать свои слова назад, по-моему, даже ударила. И без того мрачное лицо было стало похоже на камень.

– Этого не может быть! Ты во всем виноват! Ты! Гриша – единственный, кто всегда был рядом. Он…

Пощечина вышла хлесткой, и я отшатнулась, держась за щеку.

– Не смей упоминать при мне других мужчин, – почти прошептал Бешеный, хотя налитые кровью глаза выдавали, насколько на самом деле он далек от спокойствия. – Без разницы, живы они или сдохли.

– Да пошел ты!

– И следи за языком, пока не оторвали.

– Что…

– Заткнись, говорю!

Последнее он проорал, и, если честно, мне показалось, готов был замахнуться еще раз. Или просто напугать хотел?

– Бьешь как баба, – бросила ему в лицо, понимая, что сама провоцирую.

Пусть ударит по-настоящему! Вдруг физическая боль хоть на миг отвлечет от той, что засела в душе. Гриша погиб… Его нет…

Мужчина неожиданно усмехнулся. Обошел, прошелся по комнате, опустившись в кресло:

– Мне подождать, пока ты успокоишься, или поговорим?

– Пошел в жопу!

– Обязательно попробуем, дорогая, но позже.

Не понимая, что творю, я подскочила к нему, намереваясь выцарапать глаза циничному ублюдку. В этот раз он не позволил. Обхватил запястья, заломил, шипя в лицо:

– Еще раз – руку сломаю!

– Ненавижу!

– Это неважно.

– Отпусти!

– Или что?

Я взглянула в глаза мужчины и замерла. В них бушевало настоящее пламя, смесь жажды и злости, и что-то еще, неуловимое, непередаваемое, но настолько сильное, что слова застряли в горле. Кто он такой?

– Так-то лучше, – убедившись, что прямо сейчас драться не буду, отпихнул от себя так, что чуть не потеряла равновесие, и снова занял кресло. – Кстати, советую одеться. Я давно никого не имел, а ты уже даже ходячая.

Только сейчас вспомнила, что ношусь по комнате в одних трусиках. Все еще тяжело дыша, накинула балахон, оставшись стоять посреди комнаты.