Единственная для Буйного (СИ)

Дергаю ткань привычным движением. Касаюсь кожи. Широких плеч. Напряженной челюсти. Вскрикиваю от особенно глубокого движения, когда Эмир входит в меня полностью. Обхватываю его. Так туго и плотно внизу. Так сильно возбуждение искрит… И помимо этого первобытного, необузданного желания, мне другого хочется. На контрасте. Чтобы страстно и нежно.

Сдаюсь. Первой тянусь к мужчине, стараюсь получить новый поцелуй. Но мужчина отворачивается. Утыкаюсь губами в его скулу. Щетина царапает, словно по нутру проходит. Обидно до жути.

— После отсоса я тебя целовать не будет. — Выдыхает на ухо. Грубо, рвано. Каждое слово новым толчком приправляет. Но мне кажется… Будто утешает. Объясняет. Грубость свою смягчает.

Стону, вжимаю ногти в его плечи. Царапаю кожу, оставляя следы. Кусаюсь, зубами царапая его кожу. На шее засос оставляю. Мечу. Хочу, чтобы никакая там секретарша не крутилась рядом.

— Сучка кусачая, — рычит. И сам прикусывает моё надплечье. Грубее действует.

— Так надо? — Голос в хрип превращается. Прогибаюсь в спине, упираясь ладонью в стол. — Ты не сказал. Как? А? Ох, да-да? Или отбиваться? А? Я же…

— Сука ты! — Рявкает, подхватывает под ягодицы. Кажется, что во тьме его глаз черти пляшут. Вытанцовывают, поджигая сильнее.

Всхлипы сами вырываются из груди. Заполняют комнату на ровне с быстрыми шлепками. Стол покачивается от движений, скрепит. Я сильнее цепляюсь за мужчину. Кажется, мы всё своей энергетикой тут сломаем. Уничтожим.

— Или просить? — Не сдаюсь. С ума схожу. Пьянею от того, как Буйный из-за меня ярости поддается. — Пожалуйста… Хочу тебя. Хочу. — Правду за иронией прикрываю. Чтобы не понял, не разобрал. Как на самом деле мне необходим.

Пальцы Эмира опускаются на мой клитор. Давят в таком же ритме. Трут. Заставляют ерзать от невозможного возбуждения. Ликую от того, что в этот раз я выигрываю. Он мне на уступки идет. Удовольствие неземное причиняет.

Я пытаюсь что-то сказать. Хоть словечко ещё. Но… Срываюсь на протяжный крик, когда мышцы сводит спазмами. Оргазм врывается неожиданно, переворачивая всё внутри. До слёз доводит, сбитого дыхания. И полного опустошения внутри.

Я чувствую, как Эмир кончает глубоко внутри меня. Своё удовольствие получает. Замирает во мне, не спешит выходить. Прислоняется лбом к моей влажной коже, часто дышит.

— Блядь, — выдыхает рвано. — Ты нарвалась, кукла. Усекла?

— Нарвалась? — Едва соображаю. Ничего не понимаю. Иступлено моргаю.

— Хуй ты сегодня куда поедешь. Не выпущу до утра. Посмотрим, какой ещё послушной ты можешь быть.

* * *

Хочу подорваться с места, когда вижу, что Катюша за котом баб Зои носится по кругу. Но баб Зоя своей рукой мою накрывает.

— Угомонись и сядь уже, дочка, ты ребёнку и вздохнуть нормально не даёшь.

— Она Мурчика сейчас до смерти загоняет. — Вздыхают и на баб Зою смотрю, та головой качает и улыбается.

— Мурчик с тобой школу выживания прошёл, так что за него не волнуйся.

Я тут же губы поджимаю. Они все сговорились? Один раз было же. И кот сам виноват! Зачем под ноги лезть, когда я с тазом белья шла? Но то, что я его пнула и тот с балкона не вылетел, реально удача. Кот за всё что мог когтями цеплялся. Потом ходил и косо на меня смотрел.

— Всё я у вас косорукая, — обиженно произношу в ответ.

Баб Зоя по-доброму улыбается.

— Ты светлая девочка, Злата. Знаешь же, что я тебя как дочь родную люблю. Ты особенная. Не забывай это. Немного невнимательная, но особенная.

И на душе сразу так тепло становится. Потому что я знаю, что она от чистого сердца. За время, что я у баб Зои жила, я столько любви и заботы получила, как никогда от родной матери не получала. Слегка отворачиваюсь, смахиваю слезинку с ресниц. До слёз прямо проняла.

— И я, баб Зой, — тихонько произношу.

— А вот по жопе бы тебе не мешало всыпать. — Старушка тут же меняет тон голоса, а я удивлённо на неё взгляд перевожу.

— За что?

— Как это за что?! Я в жизни столько успокоительных капель не пила, как за время, что тебя не было!

— Баб Зой, я же говорила, что сестру еду спасать. — Да, я не звонила, потому что не могла. Эмир контролировал. Не разрешал. Я не рисковала. Но ведь я предупреждала.

— Сказала и как в воду канула. Хорошо хоть ведунья есть. Я к ней через день ходила.

Закусываю щеку изнутри. Раньше я всегда баб Зою останавливала, когда она про ведунью свою рассказывала. А вот сейчас почему-то послушать хочется. Может, и не бред всё это?

— И что она сказала?

— Сначала я думала, что слягу, когда она про предательство говорить начала. Женщины, что ты поверила, а тебя подставили.

У меня внутри всё холодом сковывает. Настя. Сука такая. Это она предательница. Я поверила, а она… Сердце снова про Алису болеть начинает. Может, и мне сходить? Про подругу всё узнать? Расспросить?

— Было такое, меня подставили…

— Потом мужчина появился спаситель. Во только я там не совсем поняла. Вроде, как и плохой он, а мысли о тебе злые, но с хорошим помыслом. Как будто сделала ты ему что-то плохое. Простить не может, но помогает. Это он с Катюшей помог?

Боже, меня аж в дрожь бросает. Эта ведунья там с третьим глазом?