Единственная для невольника

Мужчина поднял на меня глаза, будто бы ожидал вердикта или усмешки. Но я ободряюще улыбнулась.

— Спасибо, что признался, Стьен. Для меня это много значит.

— Стьен? — слабо улыбнулся. — Звучит гораздо лучше.

Кажется, сокращение не коробило ему слух и не вызывало прежних, болезненных ассоциаций.

— Хозяйка, — тихо позвал он, стоило мне погасить свет хлопком в ладоши.

— Да?

— Я знаю, вы встаете рано. Может быть, потренируемся завтра на рассвете?

— Разумеется, — одобрила я.

— Спасибо… — пробормотал тихо-тихо.

И мне вновь захотелось скулить от бессилия.

* * *

Хозяйка стала его погибелью. Разрушительным смерчем. Заболеванием, которое разъедало изнутри.

Стьен пытался ненавидеть её как прочих господ — не получалось. Пытался относиться равнодушно — не мог.

Достаточно было услышать её голос (всегда почему-то тихий, словно она боялась проявить себя в полную силу), чтобы тело опаляло жаром.

Каждое её слово, каждое действие несли не физическую — иную — боль. Куда более невыносимую, чем любая другая. Всякий раз, когда руки хозяйки касались Стьена, он задыхался. В дурной голове билась единственная мысль: «Не отпускай».

А её просьба? Столь искренняя, такая отчаянная, что не было возможности отказаться. Тело, которое совсем недавно молило о том, чтобы всё прекратилось — тренировки, мучения, бои, — наполнилось новыми силами.

Она не прогнала его в поместье, не продала, как продавали многих других слабых рабов. Хозяйка попросила его бороться.

А потом случилась та бестолковая ночь. И маленькая теплая ладошка, которая исследовала руку Стьена. Пальцы, что очерчивали застарелые шрамы. Взгляд, полный удивления и робости.

Почему проклятие умолкало рядом с ней? Один дьявол разберет. Лучше бы касания хозяйки причиняли самую сильную боль на свете — тогда её можно было бы ненавидеть как и всех других.

Но нет.

Стьен словно окаменел, когда близость их тел переросла в недопустимую. Когда её волосы коснулись его щеки, и в ноздри ударил аромат весенних цветов.

Она стала его наваждением. Ночным кошмаром, который никак не мог прерваться.

Стоя под ледяной водой так долго, что заледенели даже внутренности, Стьен мечтал об одном: пусть всё это закончится. Если хозяйка перестанет быть такой, он сможет представить, что ничего не произошло.

Но что-то подсказывало: не перестанет.

Следующим утром, едва солнце поднялось над горизонтом, они отперли тренировочный зал. Вновь со всех сторон ринулись магические твари, и чувства обострились до предела. В метре от Стьена словно бабочка порхала хозяйка. Невесомая. Грациозная. Умеющая жалить точно пчела. Магия струилась из-под её пальцев. Взгляд становился сосредоточенным, черты заострялись.

Хозяйка не просто дралась — она сама обращалась в энергетический вихрь.

А Стьен думал как дурной мальчишка: он бы отдал всю свою никчемную жизнь, чтобы вечно наблюдать за тем, как воюет эта девушка.

Ибо не было зрелища прекраснее.

* * *

Я последняя дура, потому что после той ночи так и не научилась смотреть в глаза Стьену.

Ведь столько осталось невысказанного. Необъяснимого. Непонятного. Что делать с мыслями, которые копошатся в голове, не позволяя спать?..

Мы тренировались всё чаще. На занятиях и после них. Учились работать вместе и поодиночке. Периодически Север поглядывал на Стьена неодобрительно, но в целом даже соперники-рабы приняли своё положение и всё чаще оборонялись в паре, защищая меня от аморфных тварей. Мне нравилась их сцепка, они покрывали недостатки друг друга.

Посреди недели я даже присутствовала на тренировке рабов (разумеется, никому об этом не сообщив, а опять спрятавшись за трибуной) и с удовлетворением отметила, что Стьена гораздо сложнее застать врасплох. Он юрок, умеючи работает с оружием. Иногда ему не хватает выносливости, но это не критично. Ежедневная практика, и к концу месяца всё наладится.

Магические плети уже не обрушивались на него, а если и попадали, то на излете, не причиняя былую боль.

— Какой же ты молодец! — шептала я, довольно ухмыляясь. — У тебя всё получится.

Про Севера и говорить нечего. Если раньше он был средним бойцом, то теперь стремился занять первенство. Хитрый, умелый, сильный, знающий себе цену. Настоящий хранитель. Будущий помощник мага. Надежная опора.

Почему тогда во мне теплится надежда, что инициируемся мы вдвоем с Стьеном?..

Кстати, на практических занятиях мадам Кинетти так усилила защиту, что муха бы не проскользнула. После того, как меня чуть не испепелило заклинанием, она с особым трепетом относилась к обороне.

Поэтому заниматься стало откровенно скучно. А какой смысл, если противник покрыт трехступенчатым коконом? Да даже если он будет дрыхнуть — не почувствует заклинания.

Зато наши спарринги на троих с лихвой компенсировали скуку. Мы сражались так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Возвращаясь измотанными, мы падали на матрасы и засыпали мертвецким сном.

Разве не в этом истинное наслаждение?

Разве не ради этого становятся боевыми магами?