У каждого из нас есть эрогенные зоны, такие места, что хотим мы того или нет, они реагируют на прикосновение. У меня такое шея. Придавленная его телом, испытывая боль от проникновения, я среагировала на эту ласку и сама себя возненавидела.
– Ненавижу-у-у, – сдавленно простонала я, даже не зная, к кому это больше относится.
– И я тебя, – по страсти признания, оно могло соперничать с признанием в любви. Кончик его языка пролизал на шее влажную горячую дорожку. Я невольно дернулась, потеряв контроль над телом и не в силах сдержать дрожь удовольствия. Его дыхание было очень горячим и опаляло меня.
Он прикусил мне кожу, не вгоняя зубы, но оставляя след и миллиметр за миллиметром начал выходить из меня, и когда оставался лишь кончик, одним резким движением бедер вогнал опять себя до конца, растягивая. От толчка я дернулась, но моя шея была зажата между его зубов, и если бы он их вовремя не разжал, то мог бы меня поранить. Я глухо застонала, и уже не совсем от боли. Балансирование на грани между болью и удовольствием неожиданно завело меня. Никогда не любила грубый секс, и была ошеломлена своим отзывом на это.
Он прикусил мне мочку уха, чуть оттянув ее, а потом прошептал:
– Если бы ты знала, как хочется пометить тебя, – его губы опять спустились по моей шее, выводя на ней круги. Он опять начал медленно выходить. На этот раз появилась смазка, и он медленно-медленно скользил, почти выходя до конца и обратно, даря телу чувство наполненности и… удовольствие. Почему я не сопротивлялась? Почему покорно лежала, захваченная варварским обращением?!
– Но ты недостойна! – зарычал он и сделал резкий толчок. – Ты вульгарна, доступна… – Накручивая себя, он отстранился и положил мне руку на шею, придавливая. Стал двигаться резко и грубо. Хорошо, что я лежала лицом к шелковой подкладке жакета, скользя по ней с каждым толчком. Если бы это был камень, я бы стерла до крови кожу.
– На тебе не будет моей метки! – теперь он меня наказывал, яростно двигаясь и заботясь лишь о своем удовольствии. – Ты понесешь от меня и дашь мне наследников… Ты годна лишь рожать детей, но не быть со мной рядом.
Он имел меня, полностью подчинив себе. Наши тела были прижаты в месте соединения, но упираясь рукой мне в шею, он сохранял между нами дистанцию, показывая, насколько не хочет лишний раз прикасаться. Мне делали ребенка.
В этот момент что-то во мне сломалась, и слезы потекли из глаз. Я полностью обмякла, и даже когда он кончил, прошло мимо моего сознания. Лишь в какой-то момент поняла, что больше меня никто не держит.
– Одевайся, – услышала я.
Шевелиться не хотелось, но усилием воли отстранилась от камня и встала на нетвердых ногах. Подняв голову, с ненавистью посмотрела на него. Он закончил приводить в порядок одежду и теперь стоял собранный и высокомерный.
– Я убью тебя, – просто сказала я. С холодной решимостью понимала, что после всего одному из нас не жить.
Он медленно осмотрел меня с ног до головы и губы презрительно скривились.
– Держи! – У моих ног вонзился кинжал.
Не спуская с него глаз, я медленно наклонилась и, обхватив кинжал за рукоять, вытащила его.
– Лучше сразу решить это сейчас. Нападай!
Я лишь крепче сжала кинжал, но глупо размахивать им и бросаться не стала. Он от меня как от мухи отмахнется, к тому же именно этого и ждет.
– Ты человечка. Слабая и никчемная, – начал издеваться он. – Я не буду связывать с тобой жизнь. На тебе не будет моей метки, но ты будешь рожать мне детей, пока сможешь, а потом я сошлю тебя с глаз долой. Ты не достойна ни быть со мной, ни воспитывать их. И можешь не надеяться на своего эльфа, он вмешиваться не станет.
Он замер, ожидая моей реакции, но я стояла не шевелясь.
– Чего же ты ждешь? Уже передумала меня убивать?
Этот насмешливый вопрос оказался последней каплей. Он стоял передо мной такой красивый, самоуверенный и я ненавидела его всеми фибрами души. Перед глазами встала черная пелена. Да что же это такое? Я была недостаточно хороша для мужа, теперь недостаточно хороша для этого ублюдка. Но если с мужем мы разошлись, то этот собирается пользоваться мной долгие годы, а потом выбросить, как ненужную вещь. Потому что может, потому что имеет власть и силу. Ненависть поглотила меня.
– Ты прав… я слабая и мало что могу, а ты здесь всесилен, – помертвевшими губами прошептала я и сжала кинжал, – но не будет тебе от меня детей!
Он приготовился к моему броску, только я вонзила кинжал не в него… себе в живот.
Боль обожгла меня, и я упала на колени. Ошеломленный он замер, растеряв все свое высокомерие и уверенность. Было противно смотреть на него, и я закрыла глаза. В голове зашумело, и я обмякла. Как же больно…
Раздался рев, а потом меня схватили и потребовали:
– Не смей закрывать глаза! Посмотри на меня!
– Противно, – успела еле слышно прошептать я, прежде чем полностью потерять сознание.