И, получив одобрительный кивок, глянула на мужа и поспешила на выход из оранжереи. За время жизни здесь я хорошо ладила со жрецами и жаждала повидаться с ними не меньше, чем с учителем. К тому же, старым друзьям наверняка надо поговорить.
Взглядом проводив свое сокровище до кованных врат, спокойным ликом обратился к единственному созданию, кому доверять могу почти также, как и жене. Жрец ни слова не молвил, пока я не признался первым:
— Эта девочка моя истинная, Алазар. Она для меня.
— Деяния богов неисповедимы, друг мой, — служитель смиренно сложил руки на коленях, устремив свой взор на меня. — Кто бы мог подумать, что императорская эрлина может оказаться гостьей их другого мира?
— Не гостьей отныне, — жестче, чем следовало бы, поправил я, однако сразу же исправился: — Она отринула попытки дозваться до богов с просьбой вернуться обратно, теперь она моя, Алазар. Я никогда ее не отпущу ни в свой мир, ни в императорскую семью, ни куда-либо еще.
Смирение найти еще пытаюсь, признав дракона братом собственной жены.
— Теперь только вместе, — всмотревшись в зеленые листочки на дне своей чашки, решился на откровение. — Дышать без нее не мыслю. Ее не станет, что тогда? Я чту богов за ритуал, что нас связал. Некогда она нашла его… прекрасным. Жизнь на двоих — священный дар, что лишь познавший может оценить его воистину.
— Я рад за вас, — без лишних слов друг понял то, что храню я на душе. — И помолюсь за ваше благополучие перед богами. Пусть будет светел ваш семейный путь.
Подняв свою чашу для тоста, он отпил, следом и я повторил его жест.
— Долгих лет. Расскажи еще, как ты поживал все это время?
Ночь на город опустилась незаметно. В душевных разговорах не заметили, как пролетело время. Любимая ютилась подле своего учителя, ловя каждое его слово, однако помнила о распорядках храма и ничем не высказала несогласия, когда жрец предложил устроить нас на ночлег.
— Твоя келья не тронута, Ая, — служитель отвел руку в сторону, приглашая малышку подняться по лестнице. — В твою, Фалькониэль, я тебя провожу.
— Алазар, ты сейчас серьезно? — опешил я, едва не споткнувшись, когда рука друга преградила мне дорогу на пути за своей ксани. — Ты вздумал отселить меня от жены?
— Мужчина и женщина в этом храме не могут делить одну келью.
— Она супруга мне, — в голосе моем послышалось легкое раздражение в ответ на смирение жреца.
— Не имеет значения, — медленно развел он руками, чтобы после мирно слепить их в замок. — Правила для всех едины.
Сделав несколько глубоких вдохов, взглядом испытывал жреца, однако был он непреклонен. Молчанье затянулось, когда малышка за спиной наставника лукаво улыбнулась мне, без слов давая знак отступить, суля мне обещание…
— Ладно, — хитрый прищур моих глаз остался незамеченным. — Пойдем. Покажи мне, где это.
Я ухожу покорно вслед за другом, но взгляд на эльфенка бросаю не прощальный. Лишь стих последний шорох в пустынных коридорах храма, как вспоминаю блеск любимых глаз. Тенью растворяясь, я устремляюсь к ней на зов.
— Соскучилась, — шепчет она в полнейшей темноте, и губы ласково встречают мой напор. Ладонь ее на моей груди, что на сердце — глубоко внутри. По венам гонит чистую любовь.
В келье так темно, но не для моих глаз. Женой своей любуюсь словно наваждением. И отстраняюсь от нее лишь для того, чтобы снять с себя походную одежду. Лава расстелена, и место для меня любимая хранит.
— Позволь мне? — не видя абсолютно, она безошибочно угадывает каждую заклепку.
Покорно оседая рядом, от нее я глаз не в силах отвести. Нежные пальчики спускаются от горла ниже, расстегивают ремешок один за другим. Не спешит. Как и я, наслаждается процессом. Всевластна надо мной, моя царица. Повелевать мне может, и мир сложу к ее ногам. Но просит нежное другое:
— Все, кажется? Тогда ложись.
— Я повинуюсь.
— Что? — смеется, ну, а я, снимая куртку, остаюсь в рубахе.
В теле сладкая истома. Все, как в былые времена. Целую вечность назад, когда дарила ночи мне украдкой. И ныне пробрался в келью к ней, чтобы вновь, как раньше, на узкой кровати сплестись телами. Не тесно, чудесно, когда любимая на груди моей головку умостила, сама же ножкой уютно обняла мою.
— Волшебных снов, моя нежность, — прошептал, а сам ласково потерся о лоб ее щекой. — И ничего не бойся: застукают — как мужчина, я возьму всю ответственность на себя и вновь на тебе женюсь.
Сквозь сладкий зев, родная смеется и нежно обнимает:
— Не покидай меня.
В сон проваливаемся скоро. И сколь удивителен он! Хозяйка снов моих теперь всегда со мною. Недоуменно смотрит на меня.
Ни слова не солгу, промолвив, что не видел ничего подобного доселе. Небольшая комнатка сияет светом. Стены белые, как и мебель в ней. Диван по центру, а на нем, спиной к нам, сидит безмолвная… богиня? Нет. Но что за аура витает в этом сне?
Раздумья прерывает оклик милой:
— Мама?!
ЭПИЛОГ. 5
ЭПИЛОГ. 5