Единственная любовь Казановы

Так небрежно Казанова на время простился со своим самым преданным, хотя, пожалуй, и не самым полезным другом, ибо Марко станет человеком денежным лишь после того, как его отец-сена-тор умрет. Продолжая напевать «Quella zente che gá in bocca el riso», Казанова вернулся в свою гардеробную, где его ждали брадобрей и слуга, содержавшиеся, естественно, за счет сенатора Брагадина, ибо не мог же он допустить, чтобы его высокий гость сам брился или утруждал себя по утрам одеванием. К тому же брадобрей, приходивший извне, и слуга из замка Брагадина были двумя превосходными источниками информации для человека, который существовал за счет смекалки и знания того, что ему не положено было знать. Ибо если в Венеции восемнадцатого века брадобреи и слуги чего-то не знали, значит, это было либо что-то совсем неинтересное, либо сверхсекретное.

Казалось бы, эти два всеведущих сплетника и должны были помочь Казанове выяснить то, что ему хотелось узнать о незнакомке. Но неудача, постигшая Казанову в попытке расспросить слуг, что несли носилки, побудила его держаться осторожнее и больше не выдавать себя, ибо каждый его вопрос раскрывал этим искусным сплетникам что-то про него самого. И если Казанова мог заплатить за информацию шуточками, обещаниями и малой толикой серебра, то Шаумбург мог заплатить всепокупающим золотом. А потому Казанова охотно обсуждал происшествия вчерашней ночи и с улыбкой принимал похвалы своих приспешников, но о незнакомке сказал лишь столько, сколько было необходимо, чтобы они не подумали, будто он намеренно умалчивает о ней. А потом он перевел разговор на бедняжку Мариетту и рассказал много такого, что человек благородный счел бы нужным хранить про себя.

Часом позже Казанова вышел из своей комнаты побритый, напудренный, надушенный, словом, самый безупречный щеголь, какой когда-либо носил кружевные манжеты и расшитый жилет. Продолжая напевать понравившуюся песенку — любовь всегда рождала у Казановы хорошее настроение, а не поэтическую меланхолию, — он направился на piano nobile[26] замка Брагадина, где были расположены главные парадные комнаты дворца и где в этот час он наверняка обнаружит сенатора со своими двумя ближайшими друзьями — сенатором Барбаро и сенатором Дзиани.

В молодости эти ныне пожилые господа были пылкими искателями любовных приключений и рьяно и изобретательно преследовали женщин разных обличий и сословий. Но годы затушили горевший в них огонь. Теперь они убедили себя, что воздержание в любви, навязанное им возрастом, только ко благу, что это — жертва, приносимая по необходимости оккультным наукам, которые были тогда в моде среди тех, кто считал себя выше «предрассудков» и «фанатизма». Объединенные верой в сверхъестественное, они дружно уважали Казанову, хотя уважение их было неоправданно и зиждилось на зыбкой почве. Вместо того чтобы любить этого гениального проходимца за молодость, жизнелюбие и веселый нрав или даже за его умение манипулировать картами и женщинами, они предпочитали восторгаться им за воображаемое влияние на равно воображаемых духов и за его умение читать по этакой математической планшетке, которую он сам придумал, дав ей нелепое название «Ключ Соломона».

Казанова действовал, как большинство шарлатанов: он составил себе довольно точное представление о характере и нравах старых синьоров и знал, насколько далеко в своих предсказаниях можно заходить, а также что именно они хотят от него услышать. Каждое утро или вечер, сдаваясь на их уговоры выяснить по «Ключу Соломона», что их ждет, он наобум строил из чисел пирамиды и пятигранники, а сам тем временем выуживал из стариков, что их волновало в данный день. Уверившись в правильности своего предположения о том, что именно им хочется услышать, он делал вид, будто «читает пирамиду», переводя цифры в слова, более или менее подобающие оракулу. Когда Казанова точно знал, что хотят услышать старые дураки, ответ был ясным; когда же Казанова был не вполне уверен — ответ звучал более или менее туманно; а когда — что порою случалось — вообще ошибался, он мгновенно обнаруживал ошибку в «подсчетах» и, переиначив предсказания оракула, вызывал одобрительные улыбки у своих слушателей. Однако так уж своеобразно устроен человек и такова его противоречивая натура, что Казанова куда менее преуспел бы в обмане своих друзей-сенаторов, не верь он в какой-то мере сам в «Ключ Соломона». Такой же смесью уверенности и цинизма объяснялись и его успехи в картах и с женщинами.