Единственная наследница

– Но тогда, – загремел он, – какого черта ты затеял всю эту катавасию?

– Меня выставили за дверь, и я обиделся. Иначе я бы ни за что не воспользовался вашим доверием.

Старый граф поглядел на него с уважением, почти ласково.

– Скажи правду, ты хотел проучить моего сына? Ты хотел преподать урок Бенедетто?

– Только в одном случае человек имеет право преподать урок другому человеку: когда его оскорбил более сильный.

– Бенедетто был сильнее, и он тебя оскорбил.

– У меня другое мнение по этому вопросу, – невозмутимо отпарировал Чезаре. – Возвысив на меня голос, Бенедетто Казати показал себя более слабым человеком.

Старик опять не понимал его.

– Значит, ты хочешь лишь вернуть деньги, которые потратил?

– Ни лирой больше, ни лирой меньше, – подтвердил Чезаре.

– Тут есть ловушка? – осторожно спросил старик.

– Естественно, – улыбаясь, ответил Чезаре. – Если бы тут не было скрытого интереса, что это была бы за сделка?

Открытая и уверенная игра этого парня импонировала старику: ему было приятно вернуться на твердую почву переговоров, где противники равно уважают друг друга.

– Так что ты хочешь в таком случае?

– Банковский кредит.

Это было неслыханно и ни на что не похоже.

– Банковский кредит? – Старик ждал просьб об участии в деле, о крупной сумме, о каком-то отступном, но только не о займе.

– Банковский кредит в сто тысяч лир, – уточнил юноша, не изменившись в лице.

– А если я его тебе не дам?

– Мне придется отказаться от своей мечты, а вы откажетесь от своей фабрики. – Логика железная, что называется, ни убавить ни прибавить.

– На сто тысяч лир можно купить весь Милан, – заметил Казати, явно преувеличивая.

– Весь не весь, но значительный кусок можно, – уточнил спокойно Чезаре.

– А какие гарантии ты мне дашь, парень? – Граф не хотел уступать сразу, даже если у него и не было альтернативы.

– Мое расположение к вам и мое слово. – Больдрани уверенно отвечал ударом на удар.

– На какое время тебе нужны деньги? – Это были уже последние реплики, за ними ощущалось согласие.

– На год. К концу года наш договор кончается, – уточнил Чезаре, – и каждый идет своей дорогой.

– Мы уже на двух разных дорогах, – сказал старик с сожалением. Он хотел бы удержать его рядом с собой, но знал, что бесполезно даже предлагать ему это.

– Так что? – подстегнул его Чезаре, глядя на шарик воображаемой рулетки, которая бешено крутилась.

– Будет у тебя банковский кредит. – Шарик остановился на выигрышном номере. – Но я делаю это лишь потому, что верю в тебя.

– Хорошо. – Чезаре встал, не поблагодарив, и первым протянул руку старому промышленнику, который крепко пожал ее.

– Я бы хотел сказать тебе еще кое-что, парень, – удержал его старик. – Ты волен прислушаться или нет к моим словам, но я хочу, чтобы ты знал, что эпоха рыцарей на белых конях и одиноких волков в бизнесе безвозвратно кончилась. Один, с твоим талантом и ста тысячами лир, ты можешь чем-то стать, но это ведь не предел для тебя. Ты хочешь стать первым, превзойти всех. Но в таком случае ты должен опережать других хотя бы на минуту, на один шаг. Но, главное, ты должен обладать достаточным весом, чтобы влиять на тех, кто делает законы. А этому, мой молодой друг, тебя не сможет научить никто.

Чезаре вышел с улицы Сан-Паоло, пошел по корсо Виктора Эммануила и на пьяцца дель Дуомо столкнулся с шествием манифестантов. Город был парализован забастовкой, общественный транспорт не работал, а пикеты забастовщиков мешали штрейкбрехерам восстановить движение. Возможно, это был более действенный способ, чем пустопорожняя болтовня политиков или крайности революции, чтобы восстановить равновесие в стране, оказавшейся у края пропасти. Общественные учреждения были закрыты. Школы не работали. Людей терзал голод и страх.

Солнце уже согревало, и шагать по улицам было приятно. Конечно, он запомнит, что времена рыцарей и одиноких волков безвозвратно миновали, и сделает выводы из слов старика. Чезаре Больдрани только вступал на путь, ведущий в святая святых, туда, где делаются законы, но путь этот был ему открыт. Первые политические контакты уже завязывались. Отношения Чезаре с политиками, более или менее удачные, но всегда полезные, будут продолжаться всю его жизнь.

АННА. 1980

Бывший президент совета сидел напротив нее перед камином, и, предложив ему перекусить, Анна беседовала с ним запросто, по-приятельски, поскольку то, о чем они говорили, еще не касалось важных вещей. Это был светский разговор, поверхностный и пустой, в котором экс-премьер если и не превосходил всех, то выказывал известную ловкость. Его живые черные глаза, его неизменно улыбающееся лицо могли ввести в заблуждение, расположив в самом деле к себе, но Анна знала об этом и была начеку.