– Значит, любой из них мог бы заплатить шантажисту или убить его?
Обдумывая вопрос, Верджил поглаживал аккуратную бородку, и наконец решительно покачал головой:
– Откровенно говоря, никто из них не подходит на роль убийцы. Но кто знает?..
– Итак, шестеро мужчин, – напомнил Рейф.
– Это лишь те, кого я сразу вспомнил, – потому что часто имел с ними дело, – предупредил Верджил. – Несомненно, были и другие, которые никогда не заходили ко мне.
Ханна вздохнула:
– Безнадежное дело! Нам никогда не составить полный список и тем более не узнать, кто где был в ночь смерти Кэтлин…
– Это ни к чему, – возразил Верджил. – Надо только выяснить, кто из них был знаком с Кэтлин.
– Судя по тому, что я слышала, список получится огромным. – Ханна метнула в сторону Рейфа мрачный взгляд.
– Не смотри так на меня, – спокойно отозвался Рейф. – Я предпочитаю видеть женское белье на женщинах.
– Кстати, Рейф – единственный подозреваемый, у которого нашлось железное алиби, – напомнил Верджил. – Благодаря вам, Ханна.
– Помню. – Ханна нахмурилась. – И все-таки должен быть какой-то способ сузить круг подозреваемых!
– Для начала можно отсеять тех мужчин, которые в то время не располагали значительными средствами, – предложил Верджил. – Шантажировать неплатежеспособного человека бесполезно.
Рейф заинтересовался.
– Ты прав. Значит, список становится короче.
Но Ханна продолжала хмуриться.
– Если он мог заплатить шантажистке, значит, был достаточно богат, чтобы в тот вечер удостоиться приглашения на прием в институт. А если он был там, значит, у него есть алиби.
– Я в этом не уверен, – возразил Рейф. – В тот вечер институт был переполнен. Съехались все, кто имел хоть какой-нибудь вес в Эклипс-Бей. Кто-нибудь из этих людей мог ненадолго ускользнуть с приема, убить Кэтлин и вернуться в институт как ни в чем не бывало.
– Но узнать, кто отлучался с приема, невозможно, – напомнил Верджил.
Рейф и Ханна переглянулись, понимая, что думают об одном и том же.
– Есть один способ, – сообщил Рейф.
– Правда? – встрепенулся Верджил. – Удивительно! Как вы сами понимаете, будь обстоятельства другими, я не стал бы помогать вам. Но если кто-то покушался на вашу жизнь, мисс Харт, я охотно помогу. Только попрошу запомнить одно…
– Что именно? – спросил Рейф.
– Когда речь заходит о шантаже, – со всей серьезностью объяснил Верджил, – порой мотивы для убийства возникают не только у жертвы шантажиста.
Ханна удивленно подняла брови:
– У кого же еще?
– Например, у того, кто возлагает большие надежды на жертву шантажиста.
Рейф уставился на него:
– Черт! Думаешь, искать надо жен любителей женского белья?
– Помнишь старую поговорку о том, что женщины подчас бывают опаснее мужчин? Ужены известного, богатого или влиятельного человека, ставшего жертвой шантажа, есть причины опасаться за свое состояние и положение в будущем.
Все задумались. Потом Верджил отвернулся и направился к прилавку. Взяв ручку, он написал в столбик несколько фамилий на листе желтоватой бумаги.
Ханна придвинулась к Рейфу и понизила голос:
– Ты уже знаешь, кто сможет сказать нам, кто уезжал из института в ту ночь между полуночью и двумя часами ночи?
– Знаю. Эй-Зед.
– Да. – Ханна перевела взгляд на Верджила. – Ты знаешь ее лучше, чем я. Как думаешь, она согласится показать тебе свои записи?
– Я попытаюсь уговорить ее.
– Но даже если мы найдем подозреваемых, что нам делать дальше? Официально считается, что причиной смерти Кэтлин стал несчастный случай, а доказать обратное мы не можем.
– Когда у нас появится хотя бы один достойный подозреваемый, мы подумаем и об этом.
Некоторое время они стояли молча, ожидая, когда Верджил закончит список. Рейфом быстро овладевало беспокойство. Он принялся разглядывать мягкие кожаные наручники, взял одни и внимательно изучил застежку-липучку.
Ханна одарила его тем же взглядом, что и Уинстона, когда тот пытался обнюхать презерватив на стоянке.
– Не вздумай, – предостерегла она.
С привычным чувством удовлетворения Митчелл опустился в пухлое низкое кресло. Год назад, когда он начал регулярно навещать Бев, кресло было новым. Но в последнее время Митчелл так часто и подолгу просиживал в нем, что кожаная обивка промялась, приняла очертания его тела. Кресло было комфортабельным и уютным. Как и сама Бев, мелькнуло в голове у Митчелла.
Но Бев была не просто уютной и доброжелательной: что-то в ней стимулировало Митчелла и умственно, и физически. Ему нравилось спорить с Бев, играть с ней в карты, подолгу гулять по берегу реки. Рядом с Бев Митчеллу становилось хорошо, как ни с одной другой женщиной, даже в неистовые годы после ссоры с Хартом, когда он гнался за призраком страсти так, как другие мужчины гоняются за богатством, славой или просто приливами адреналина.
Бев вошла в гостиную с подносом в руках, и Митчелл повернулся к ней. Чувство удовлетворения приятно отзывалось где-то в глубине его души. Глаза Бев светились мудростью, добродушием и юмором. К себе она неизменно была строга, но в отличие от большинства знакомых Митчелла она никого не судила – наоборот, принимала людей такими, какие они есть.