Единственная слабость (СИ)

— Видел тебя сегодня на Одри-стрит, Эл. Неужели жара доконала даже тебя?

— Нет, в номере прохладно и хорошо. Но в последнее время я предпочитаю работать на выезде под видом собственного агента. Довольно забавно прикидываться кем-то другим. Временами я даже верить себе начинаю.

— О, могу тебя понять. Я уже и сам забыл, когда в последний раз назывался настоящим именем. Кажется, после приюта и вовсе ни разу. Я следую за тобой, то как журналист, то как вольный писатель, то просто как турист. Примерять на себя чужую личину забавно. Но все эти маски всё равно не позволяют забыться по-настоящему. Я всегда помню и всегда буду помнить, кто я на самом деле. Я твоя тень, Эл, твоя тьма. И я никогда тебя не оставлю.

— Ты моя слабость, Бей. Наверное, единственная слабость.

— И это ещё один стимул не покидать тебя. Рановато тебе ещё становиться совершенством, не имеющим слабых сторон.

Pause

— Жаль, что у нас такой конец, Кира.

Они находятся в тесной комнате размером три на три метра, находящейся под прицелом камер, (сейчас выключенных, но это известно только ей), и разговаривают. В масках уже нет смысла, и они оба не скрывают друг от друга своё истинное «я». Эл замирает напротив стула, к которому привязан Ягами Лайт, скованный по рукам и ногам, лишенный всякой возможности пошевелиться. Несмотря на бедственное положение, он не унижается, не пытается оправдаться, смотря на свою противницу с достоинством. И Эл невольно улыбается. Не издевательски или превосходственно, а чисто и открыто. Можно даже сказать, искренне.

— Если бы не доклад следившего за тобой Рея Пенбера, наше противостояние могло бы продлиться чуть дольше. В сообразительности и находчивости тебе не откажешь, но, полагаю, даже ты признаёшь, что немного заигрался. План с захватом автобуса был чудо как хорош, но он также являлся и слабым звеном. Честно говоря, я даже немного удивлена, что ты не предположил возможности того, что Пенбер может рассказать о случившемся. Хотя в тот момент ведь ещё ничто не говорило о том, что Кира может убивать не только сердечными приступами, так что и с этим всё ясно.

— А чем ты лучше, L? — усмехается он. — Ты знала о том, что мне известно его имя и лицо, но палец о палец не ударила, чтобы спасти его.

— Верно, не ударила, — невозмутимо кивает Эл, садясь на корточки и закусывая ноготь. — Ты ведь умеешь играть в шахматы, Ягами Лайт, и прекрасно знаешь, что иногда приходится идти на жертвы. Ты же не настолько глуп, чтобы верить СМИ? «L, величайший детектив столетия, легендарный поборник справедливости!» «Кира, защитник слабых, он справедливость!» Газетчики и телевизионщики сами создали для нас с тобой отличные образы, удобные для всех: для общества, для политиков. И никому бы в голову не пришло, что я — это L, а ты — это Кира.

Она ловит его взгляд, спокойный, понимающий, согласный.

— Так что нет, я ничем не лучше тебя, Кира. Мне нет дела до убитых тобой людей. Не было. И я ввязалась в противостояние с тобой уж точно не из идиотского чувства справедливости. Меня просто интересовал ты сам, а то, что я не знала способа, которым ты убивал, только подогревало любопытство. Жаль, что ты расстроил меня раньше времени… Если бы не это обстоятельство, я бы не удержалась от соблазна продлить нашу игру. Можно было закрыть глаза на слова Рея Пенбера и ничего не предпринимать. Да даже сейчас я вижу минимум три способа вытащить тебя отсюда. Я могла бы выпустить тебя, отправить по фальшивым документам в другую страну, вернуть тебе твою забавную убивающую тетрадь и дать пару месяцев, чтобы освоиться. И мы бы продолжили.

Похоже, подобная честность всё же выбивает Ягами из колеи, судя по тому, как становятся шире от удивления его глаза. Однако это продолжается всего пару секунд, прежде чем он снова берёт себя в руки и кривит губы в усмешке.

— Так я тебя расстроил? Великая L не может простить Киру за то, что он убил какого-то преступника?

— Да, не могу, — равнодушно кивает она. — Несмотря на его виновность и на то, что я сама упрятала его за решетку, простить тебе его смерть я не смогу. А знаешь, почему? Потому что теперь мне станет скучно.

Эл вновь поднимается на ноги и, подойдя почти вплотную, склоняется к Кире и смотрит ему в глаза долгим немигающим взглядом. Между их лицами от силы пара дюймов, и в какой-то момент она замечает в его глазах искру понимания. И убеждается, что тогда, в самом начале дела, интуиция её не обманула, почувствовав в загадочном Кире родственную душу.