Единственная. Твоя

А Любаву кто-то взял под локоть и повел к выходу.

— Пойдем, девочка, — пробормотал над ухом голос Рады. — Больше тут ничего не сделаешь… Каждому прано или поздно по его деяниям, такова жизнь.

Над головой беззаботно чирикали птицы, ясно светило солнце и лесная свежесть хмелила голову, но Любаве казалось, что вокруг ночь непроглядная.

В то утро с первыми лучами солнца Варвара перестала дышать. Рада говорила, что ей не было больно… никакой агонии, метаний и всего остального. Просто уснула, но без возможности проснуться.

Но это было слабым утешением.

Любава никак не могла избавиться от острого чувства жалости к глупой и гордой веде. Но больше ранила сердце боль Олеси.

Любава покосилась на женщину, баюкавшую на руках внучку. Ее глаза были опять красны от слез, а губы искусаны.

— Она так похожа на Александра… — произнесла Олеся неожиданно.

Незнакомое имя заставило повернуться и уже пристальнее взглянуть на веду. Седьмой день прошел с того времени, как угасли искры погребального костра, и все это время Олеся вела себя будто не живая. Почти не ела, не говорила ни о чем и спала тоже мало… Безотрывно находилась рядом с ребенком. Сама ухаживала, никого не подпускала, кроме Рады и Данияра. Но те не слишком докучали вниманием, понимая, что сейчас ей это жизненно необходимо.

— Александра? — переспросила негромко, и Олеся кивнула.

— Отец Вареньки. Я его любила… Больше жизни, больше своей гордости. На все готова была ради него, но… — женщина запнулась и прикрыла глаза. — Но только не стать любовницей. Когда мы встречались, он решил жениться на другой…

Любава схватилась за амулет и прижала к губам. Какой ужас! Это же… это бесчеловечно! Подло!

— … Он утверждал, что это фиктивный брак, — тихо продолжила Олеся. — Ради связей и наследников. Сказал, что подумает над возможностью ЭКО с той женщиной, если вести себя паинькой буду. Представляешь? Подумает он! А когда я попыталась порвать с ним — под замок засадил. Я все же сбежала потом… Александр ведь не признавал слова «нет». Упрямый, гордый, жесткий, словно камень… Варенька пошла в него характером… Но все равно это я во всем виновата!..

И по щекам Олеси хлынули слезы.

Не могла этого Любава вынести! Обняла за плечи, попыталась утешить, но веда словно и не слышала.

— … я не должна была ее так баловать! — продолжила горько. — Потакать капризам, любым желаниям… А когда она захотела Данияра себе — мне стоило догадаться, что Вареньку ничто не остановит. Ни мой запрет, ни дурные последствия. Она ведь обманула меня… Сделала вид, что поняла, и вела себя равнодушно. Год выжидала, за нос меня водила. А потом оглушила новостью о замужестве! Вот тогда я стала догадываться, что дело нечисто, но… струсила. Я опять струсила, Любава! Испугалась ее потерять! Понадеялась, что все обойдется, но…

Олеся запнулась и крепче прижала к себе спавшую девочку. Малышка вкусно чмокала пустышкой и не подозревала, какой разговор сейчас происходит.

— … но ничего не обошлось, — хрипло выдохнула женщина. — Девана строга к своим дочерям. Мы платим за силу одиночеством. И собственными жизнями, если нарушаем законы богини. Но запрет для Вареньки всегда был вызовом… А я… Я — дурная мать, не сумевшая воспитать ребенка…

И веда замолкла. А Любава растерянно провела рукой по щеке. Мокрая. И сердце тоже плачет.

— Вы ни в чем не виноваты, — крепче сжала плечи Олеси, а потом отстранилась и заглянула в печальные синие глаза. — Вы любили дочь, но использовать ворожбу — ее решение. Ведь она — была взрослым человеком и знала о последствиях.

Олеся лишь тихо вздохнула. Осторожно покачала девочку и поправила чепчик.

— Я хочу назвать ее Наденькой. Надеждой… Как думаешь?

— Очень красивое имя, — согласилась Любава. — Ей подходит.

Женщина вновь прижала к себе ребенка. Ее надежду на будущее. На счастье. Любава бы очень этого хотела. Олеся этого заслужила как никто другой.

Птицы все чирикали песни, а на сердце стало легче. И почему-то захотелось спать — разговор ужасно вымотал.

— Пойдем, — первая поднялась Олеся. — Скоро кормить Наденьку. И Любава… Не знаю, возможно ли это, но… не держи зла на Вареньку. Пожалуйста.

— Не держу, — ответила Любава с неожиданной для себя искренностью. — Пусть ее душу оберегают боги.

Олеся впервые за долгое время улыбнулась, и вместе они направились домой.

Глава 28

— Ну, я жду ответа… — пальцы куратора барабанили по столу.

Тонкие, словно спицы, и весь мужчина угловатый и нескладный. Студенты прозвали его Велосипедом.

Любава стиснула кулаки так, что ногти впились под кожу.

— Я, эм… Не знаю…

Достался же такой трудный билет! Вроде учила, а стоило глянуть на вопрос — в голове пусто стало. Она боялась этой темы больше всего. Но надеялась, что обойдется.

— Увидимся на пересдаче, — не глядя на нее буркнул преподаватель. — Следующий!

Любава на негнущихся ногах вышла из аудитории. Из толпы студентов полетело робкое «Ну как?», но она лишь головой качнула. Никак.

Велосипед всегда отсеивал несколько студентов из потока. Если не сдал с первого раза — на пересдаче тоже ничего не светит. И она первая, кто сегодня завалил экзамен! Боги, ну и стыд!