Единственно верный

На следующий день ее шок прошел, Несса окончательно поняла, что потеряла мать и стала изгнанницей и погрузилась в тяжелое молчание, проронив за весь день едва ли несколько слов. Тихая и сосредоточенная, она сидела возле крохотного оконца и смотрела в пустоту; изредка по ее щеке прокатывалась слезинка, Несса стирала ее ладонью и безвольно роняла руку на колени. Андрей искренне ей соболезновал, но с разговорами не лез и только под вечер, когда до него как-то вдруг дошло, что Несса за целый день не спросила о еде, предложил ей ломоть хлеба и пару отварных клубней земляшки.

Утром Андрей пошел рыбачить. Закутавшись в плащ и сидя на самодельных мостках, он смотрел на ровную темно-зеленую гладь озера, похожую на старое зеркало, и вспоминал, как ездил с Антоном на Камчатку ловить в резервации кистеперых рыб. Осенний день тогда был чистым и прозрачным, как стеклышко, а огромные рыбы захватывали наживку и прыгали на дне лодки, изгибаясь и стуча хвостами… Впрочем, и здесь клевало неплохо; насаживая на кукан очередную рыбину, Андрей думал, что со дня на день надо будет отправиться в леса — поискать лекарственных растений. В местной флоре он так и не разобрался до конца, хотя и знал, что кора баульника очень хороша при бронхите, а листками чамы следует лечить больные почки. Конечно, местные с радостью снабдили бы его мешочком трав, вот только после казни вдовы Андрей совершенно не желал отправляться в деревню. Видеть никого не хотелось.

Но по пути домой с уловом он все-таки столкнулся с деревенскими. Селюков везли с хмурыми армейцами и инквизицией; лохматый Марысь высунулся из фургона и помахал Андрею:

— Едем храм строить! Молись за нас!

Один из инквизиторов скользнул взглядом по Андрею, словно прикидывал, не закинуть ли его в повозку, но останавливаться не стал. Андрей помахал селюкам и, пока они не скрылись за поворотом, стоял и смотрел им вслед.

— В Кучках была инквизиция, — сообщил он Нессе, вернувшись домой. Девочка, сидевшая у окна, подняла голову и посмотрела на Андрея, словно не понимала, кто он и о чем толкует. Андрей сгрузил снасти в угол и кинул улов на лавку. — Начали строить храм, забрали нескольких из деревни.

Несса кивнула. Андрею было ее безумно, невероятно жаль, но он решил не предаваться сантиментам.

— Рыбу почисть, — приказал он. — Горшки на печке, за водой — к ручью. Я бы еще ушицы на обед похлебал.

Несса не шевельнулась. На ее лице красовалось истинное недоумение, допустимое разве что у дочки богача, которую какой-нибудь немытый крестьянин принуждал бы к стряпне и уборке.

— Ну-ка быстро, — велел Андрей. — Не сиди. Я еду принес, а как ее приготовить — уже дело женское. Хочешь тут оставаться — придется вносить свою долю.

Тут Несса встрепенулась и схватилась за рыбу.

— И правда, что это я…

Через несколько минут она уже гремела горшками.

…Когда очередной ком грязи налипал к сапогам, Андрей выругивался старым добрым русским матом, но делать было нечего — корни летавицы собирают в начале осени, после первых двух недель дождя, а отвар из них — лучшее средство от воспаления легких. Давным-давно профессор Мееркян уверял, что эту неприятность легко можно победить с помощью старого коньяка, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться в том, что ученый муж использует помянутое лекарство от всех болезней…

Сделав еще шаг, Андей увяз по щиколотку. Впереди начинались Ржавые болота — скучная рыжая поверхность с редкими скрюченными березками и блестящими озерками темной ледяной воды над топью, тянущейся на много лиг вперед. Кое-где виднелись кровавые брызги и разводы — это созрела красная кашка, изумительно вкусная и полезная ягода, вот только собирать ее было трудно, и не одна ягодная промыслица сгинула в этих местах, так и не донеся корзины с добычей до дома.

— Где бы взять коньяк? — задумчиво спросил Андрей сидевшую на ближайшей ветке взъерошенную птицу, осторожно высвободил ногу из жижи и медленно пошел по едва заметной звериной тропе в обход болот. Птица грустно посмотрела ему вслед, словно задумалась: чего ради тут шатается этот двуногий?

Длинные толстые стебли летавицы поднимались из грязи, как маяки, на их верхушках покачивались седые пушистые метелки, словно кого-то манили. Осторожно вытягивая корни, Андрей размышлял над старой легендой, прочитанной в одной из книг отца Грыва: летавица растет над беззаконными могилами, там, где погребены воры, самоубийцы и воины. Она пьет силу мертвых и потому вырастает выше всех лесных трав.