Единственное число любви

Следующим утром меня вызвали в кабинет к начальству. Оказалось, звонили из больницы и чуть ли не собрались подавать на меня в суд за то, что «опозорила» больного. Я могла только хлопать глазами от растерянности.

— Он сам… — наконец смогла произнести я, и мой жалобный голосок накрыли несколько басов сразу. Я поняла, что это крах, что моя практика летит ко всем чертям, на глаза накатились слезы. Мне даже не пришло в голову возразить, что Папа видел мой сюжет и дал добро.

Об этом «деле» шумели полдня, заставляя меня все ниже склоняться носом к своим листочкам. Потом подошел главный редактор, потрепал по плечу:

— Трудовой коллектив за вас вступился, говорят, хорошо работаете. Но в дальнейшем надо все же быть повнимательнее!

— А… А суд? — вырвалось у меня. Редактор пренебрежительно махнул рукой. Тогда я не выдержала и осмелела: — Почему? Почему нельзя показывать человека, если ему есть что сказать? Чего он должен стыдиться? Кого? — говорила я, имея в виду не только ситуацию с больницей, но и свое патологическое стеснение тоже. Мой вопрос прозвучал риторически. Я, в сущности, задала его самой себе.

…С тех пор мы с Киром почти не расставались ни днем ни ночью. Мы целовались у всех на виду, и он клал ладонь мне на колени, игриво приподнимая подол юбки. Он, прикалывая мне микрофон, ласкал грудь, а когда нам доводилось выезжать на съемки вместе, наш добродушный водитель подолгу курил, оставив машину в безлюдном месте. Наши ночи становились все слаженнее, я переняла у Кира его привычки быстро загораться и быстро остывать, просыпаться по нескольку раз за ночь и, прежде чем вновь уснуть, выкуривать сигарету. Мне нравилось, что он не рассказывает, сколько у него было женщин, и не спрашивает ничего подобного у меня, что он подолгу рассматривает мое тело, зажигая для этого ночник, а когда считает, что прелюдия окончена, обязательно гасит свет.

Вопреки моим опасениям, этот служебный роман отнюдь не испортил мне репутацию. Я с удовольствием поняла, что некоторые журналистки, в том числе и звезда компании Дашка, не прочь оказаться на моем месте. Мужчины, не исключая строгого Папы, смотрели на меня с интересом. В общем, я почувствовала в себе силы, тем более что распространились слухи: мне хотят предложить поработать сверх срока до сентября и назначить стажерскую зарплату.

События развивались так быстро! С вечеринки у Кира прошла всего неделя, а я уже считала его неотъемлемой частью своей жизни, резала лук на хохломских дощечках и ненавидела скрип дворовых качелей. Дыша на балконе вечерней трезвящей свежестью, мы не раз пожалели об использованных талонах. Но все же нам было не понять беднягу Толика, ведущего музыкальной программы, который просто исходил от злости, понося бессердечных властителей и одолевая старушек, что из-под полы продавали свои пайки. С него-то все и началось. Мы пили свой жидкий кофе, стараясь затушить кипятком усталость.

— Ребятки, — вбежал наш музыковед, — есть идея! Разобьемся на пары. Главное — подать заявление в ЗАГС, а потом пей на здоровье за молодоженские талончики! Ну нельзя же так — работаешь, как вол, и не расслабься!

Все смеялись. Кир терся о мочку моего уха горячими от кофе губами.

— А вы, голубки, что притихли? Все дразните наше воображение своими нежностями, а свадьбу состряпать слабо?

Вокруг хохотали, разбиваясь на пары, придумывали, с кем бы объединить Папу. Кто-то даже приспособил бланк съемочного графика под расписание свадеб.

— Ну что, мы первые? — улыбаясь, вдруг спросил Кир.

— Само собой! Кому, как не вам! — сразу же закричали со всех сторон.

Но я никак не думала, что Кир говорит серьезно.

На следующий день он пришел ко мне с букетами для меня и мамы. Мне было неудобно перед своими за розыгрыш, но все-таки и приятно тоже. А потом я и вовсе растаяла — когда, оставшись со мной наедине в комнате, где все пахло моим детством и на столе предательски поддерживала зеркало подставка для книг, он сказал:

— Ну как ты не понимаешь, это ведь всего лишь повод решиться. Нам самим еще долго не пришло бы в голову. Извини. Я люблю тебя.

Через месяц было торжество в тесном кафе. Толик тщательно отбирал гостей по принципу участия в заговоре, но собралось все равно больше. Свадебных талонов едва хватило на веселье. Я красовалась в платье с открытыми плечами, в нем моя шея казалась удивительно длинной, и все говорили, что я похожа на лебедя. Платье и выдало нас: все поняли, что вино здесь ни при чем, и я то и дело ловила в глазах пришедших мечтательный блеск, может быть, легкую грусть из-за того, что шли на комедию, а попали на мелодраму.