Единственное решение проблемы? (СИ)

  - Ты хочешь сказать, что благодаря дополнительному пространственному измерению в мире имаго, они вездесущи? - спросил он.

  - Либо так, либо они сказочные демоны, - развёл руками Руфус Донахью. - Из рациональных объяснений нашлось только такое, зато оно идеально всё объясняет. Иначе пришлось бы наплевать на принцип Оккама и удариться в мистицизм и трансцендентность.

  Одномерные проводники и двухмерные клеточные мембраны сосуществуют с нашей вселенной и по сути являются её частью. Так же и наша вселенная совершенно незаметно для нас может сосуществовать с 4-мерным миром и являться его неотъемлемой частью. Некоторые вообще убеждены, что мироздание напоминает матрёшку, где пространства с меньшей мерностью "вложены" в пространства с большей.

  Миллионы и миллиарды проводников и мембран находятся в нашей вселенной, всем им хватает в ней места и все они лишь малая её часть. Кроме них в нашей вселенной есть много всего другого. Аналогично может быть и с 4-мерным миром: наше пространство - всего лишь малая его часть, а кроме него там навалом такого, что мы себе и вообразить не в состоянии...

  Агент Донахью провёл ладонью перед лицом Бретта:

  - Нарисуй на листе бумаги обычный двухмерный лабиринт. Воображаемому двухмерному существу потребуется какое-то время, чтобы пройти его, а ведь оно может и не пройти, может заблудиться. То ли оно попадёт из точки А в точку Б, то ли нет, неизвестно. А вот тебе из твоего третьего измерения хватит секунды, чтобы ткнуть карандашом и в точку А и в точку Б. Куда девается твой карандаш, когда ты отрываешь его от листа бумаги, двухмерное существо не поймёт и не увидит. Да и сам карандаш будет восприниматься им лишь в сечении - как пятно на плоскости.

  - И мы поэтому не видим имаго целиком, - догадался Бретт.

  - Теперь ты сам видишь, друг мой, что отдел "Каппа", занимающийся параллельными вселенными, никакой нам не помощник. Как я и говорил, имаго не из другого мира, они живут в нашей же вселенной, только в дополнительной пространственной мерности. И это действительно очень-очень сложно...

  Помолчав какое-то время, Руфус Донахью начал оглядываться по сторонам.

  - В этой больнице вообще кормят?

  Бретт сбегал в больничный буфет и вернулся с салатом и чашкой зелёного чая, справедливо рассудив, что кофе и холестериновые сэндвичи человеку, толь-ко что перенесшему инфаркт, лучше не давать.

  Агент Донахью сморщился при виде такой "еды" и принялся вяло жевать с мученическим видом.

  - Ты когда-нибудь сравнивал уродливых гусениц и прекрасных бабочек? - неожиданно спросил он у Бретта. - И те и те по сути являются одним существом, но в двух разных, если так можно выразиться, ипостасях, соответствующих двум разным средам обитания. При этом одна ипостась беспрестанно жрёт и тем самым губит растительность, а другая питается исключительно нектаром и способствует опылению этих самых растений. Т.е. обе ипостаси выполняют диаметрально противоположные функции.

  Гусеница - это личиночная форма, уродливое создание, ползающее по земле и не приносящее никакой пользы. Бабочка - прекрасна, она порхает в воздухе и приносит несомненную пользу, как растениям, так и энтомологам. Если очень сильно утрировать, то можно назвать гусеницу двухмерным существом, ползающим по земле вдоль и поперёк, а бабочку можно назвать более совершенным созданием, которому для передвижения доступны уже три измерения. Она может взлететь в воздух, куда бескрылой гусенице путь заказан.

  Ничего за пределами своего плоского мирка гусеница не воспринимает. Земля и покрывающая её растительность - это всё, что ей доступно. Бабочке же доступно куда больше, и земля - это лишь одна из локаций, где она может бывать. Жизнь гусеницы - ползание. Жизнь бабочки - полёт. Пространства, доступные для передвижения обоим этим ипостасям одного существа, различаются весьма кардинально.

  Опять-таки, если утрировать, можно назвать бабочку существом высшего порядка, а гусеницу существом низшего. Будучи высшим существом, бабочка способна опускаться в среду гусеницы, а низшая гусеница неспособна взмыть в среду бабочки. Для них обе эти среды всё равно что две параллельных вселенных, вот только бабочка может преодолевать разделяющий их барьер, а гусеница нет...

  То, что Руфус Донахью вдруг заговорил об уродливых гусеницах и прекрасных бабочках как о двух ипостасях одного существа, не понравилось Бретту. Он почувствовал, что это лирическое отступление закончится чем-то очень-очень нехорошим. Обычно так и бывает - самую неприятную новость всегда начинают издалека.

  - Уродливая и бесполезная гусеница, привязанная к земле, окукливается и становится прекрасной бабочкой, взмывающей в небо, - продолжал Руфус Донахью. - Вопрос: если бы гусеницы и бабочки были разумными, осознавала бы гусеница, что окукливание - это ещё не конец? Понимала бы она, что это всего лишь шаг к новой форме с гораздо большими возможностями?

  Говоря о гусеницах и бабочках, агент Донахью избегал смотреть на Бретта. То глазел на еду, то в окно - куда угодно, только не в глаза напарнику. И это тоже показалось Бретту подозрительным.