Единственный (Изумрудный шелк твоих глаз) (СИ)

— Попался, ссучонок! — Радостно выдохнул Порк, близко наклоняясь к побледневшему лицу юноши. — Заказ на тебя пришел, шлюшка! За все и сразу ответишь…

Руки стражника профессионально прошлись по телу онемевшего от страха мальчишки под одобрительные выкрики зевак: никто из горожан не любил воришек. И вытащили из кармана пленника тощий кошелек.

— Твое? — Лениво вопросил Порк радостно осклабившегося верзилу. А Арэль наткнулся взглядом на знакомую улыбку.

Один из зевак напротив сдвинул на затылок широкополую шляпу, что до поры скрывала его лицо. И юноша с ужасом узнал Суринэля.

Безымянный! Цепной пес Крейна!

Вот и привет ему с родного материка!

Теперь Арэлю все стало ясно. И недавно навалившийся на него пьянчуга, что ловко сунул ему в карман чужой кошелек. И великолепно срежиссированная сценка на площади. Он ничем не сможет доказать свою невиновность — на кошельке его запах. И этого довольно для обвинений. И даже есть подкупленный стражник, имеющий на него зуб. Сейчас его уведут с площади с полного одобрения окружающих. А потом преспокойно передадут людям Крейна. И ни Лямруш, ни Милаэль ничего не успеют сделать. Они то будут уверены, что сумеют вытащить его из тюрьмы. Но до кутузки он не дойдет. А его друзьям скажут, что малолетний воришка сбежал по дороге…

Все это в единый миг пронеслось в голове у Арэля, пока он рассматривал торжествующую улыбку Суринэля. Безымянный даже не скрывал, как он доволен. И волчонок, более не сомневаясь, от всей души вцепился острыми зубами в волосатое предплечье державшего его типа. Тот, не ожидая сопротивления от обмершей было добычи, взвыл и замахал укушенной конечностью. А тем временем клыки мальчишки полоснул верзилу по другой руке. И увернувшись от попытавшего его схватить Порка, Арэль со всей дури кинулся под прилавок со спелыми грушами. Прямо под ноги завопившего от возмущения торговца.

Парень даже не пытался принять истинный облик — в человеческом обличии у него было больше шансов ускользнуть от погони, смешавшись с толпой. Жаль только, что Суринэль перекрыл ему дорогу к друзьям — пришлось бежать в другую сторону. Но выхода не было — сейчас требовалось укрыться, а лишь потом выходить на знакомых Лямруша. И добираться до безопасной деревни.

Прошлое все-таки его настигло…

— Иранн!..

— Ир! — Два кошака с треском столкнулись лбами, когда попытались рвануть в одном направлении вслед за удиравшим волчонком.

— Ты кто?! — Вызверился Лямруш на помешавшего ему Милаэля.

— Да какая разница! — Окрысился тот, потирая пострадавший лоб и отслеживая движение мальчишки по завихрениям толпы на площади — за убегающим волчонком бросилось сразу несколько горожан во главе со стражником и «пострадавшими». — Эта какая-то подстава! Ир не мог ничего украсть!

— А то я не знаю! — Крикнул Лямруш, ловко проскакивая мимо причитавших торговцев, разозленных раздавленным и опрокинутым товаром.

— Стражу надо звать!

— Совсем больной?! — Возмутился менестрель. — Там уже один был! Явно тоже в деле! Больно уж рожа знакомая…

— Тогда проследить! — Милаэль ловко вскочил на постамент статуи Первого Волка, оглядывая окрестности.

— Вот именно!..

Глава 14

…Ступени.

Опять эти ступени проклятой и такой бесконечной лестницы. Ее выматывающая крутая спираль из слепящего песчаника.

И как мертвая клякса — темный сланец некогда чиненой ступеньки…

Бездушный камень, не оживленный даже легким мазком зелени. Ни кустика, ни листика, случайно занесенного ветром.

Холод ветра и солнечный зной.

Запах пыли… скрип песка на зубах…иссушающая горечь в груди…

Шершавая неровность камня под рукой.

И укутывающая тебя ватным одеялом тишина, в которой особо жутко раздаются твои неровные шаги. И твоя ладонь, опирающаяся о стену… ладонь взрослого мужчины… красивая, сильная… изящная, несмотря на темную каемку оружейного масла под коротко обрезанными ногтями.

Никого вокруг… даже птиц нет. Живые остались далеко внизу.

Одиночество… в котором виноват только ты один.

И вымораживающая душу тоска.

И боль в груди от сосущей пустоты…

Твоя вина… твоя ноша…твоя боль…твоя тоска…

Арэль приходил в себя крайне болезненно. Опять этот проклятый сон! И не поймешь даже, от чего ему так плохо — то ли от этого сна, то ли от головной боли. Или от того и от другого разом.

Затылок раскалывался, а веки напоминали чугунные заслонки — так тяжело поднимались. Да еще и ресницы слиплись от крови.

Не слабо его приложили.

Последнее, что юноша помнил — это камни мостовой, когда кто-то кинулся ему наперерез. А потом затылок взорвался от боли.

И наступила темнота.

Все-таки его план скрыться в толпе не сработал. Наверняка сразу куча доброхотов кинулась ловить малолетнего воришку.

Застонав, Арэль перекатил по комковатой подушке тяжелую голову. Судя по всему, он в доме за городом. Из открытого окна напахнуло лесной свежестью и речной прохладой. Гм… а ведь в комнате вместе с ним находится еще несколько оборотней.

— Хватит придуриваться, шлюшонка! — Легкий шлепок по щекам отозвался очередной вспышкой боли в ушибленной голове волчонка. — Ты уже пришел в себя.