Единственный, кому ты веришь

Разница в возрасте? Вы о чем? А, между Крисом и мной? Нет, я подумала, вы говорите о Крисе и его пассии: ему тридцать шесть, ей двадцать, итого шестнадцать лет разницы – это вам не шутки. Но вас волнует конечно же совсем другое. Вы желаете знать, был ли для меня проблемой тот факт, что я старше Криса на двенадцать лет? Иначе вы не задали бы такой вопрос. Если бы это Крису было сорок восемь и он влюбился в тридцатишестилетнюю женщину, тогда вопросов вообще не возникло бы, для ваших умозаключений наша разница в возрасте не имела бы значения, вы бы и не упомянули о ней. Видите ли, вы невольно приблизились к драме, которая разыгрывается в жизни всех женщин, и сами того не поняли, хотя вроде бы это ваша профессия – знать толк в душевных драмах. А может, дело в том, что вы слишком молоды и в любой зрелой женщине видите мать – в таком случае, вам надо лечиться, Марк. В скобках замечу: меня до коликов смешит этот ваш пресловутый «эдипов комплекс», которым вы, мозгоправы, всех пичкаете под разными соусами. Убить отца, чтобы жениться на матери? Пфф! Для описания реального положения вещей давно нужен другой миф: муж убивает жену, чтобы трахнуть ее дочь, – вот это жизненная ситуация, это гораздо правдоподобнее. Скобка закрывается. А теперь объясните мне, почему женщина, едва ей исполнится сорок пять, должна самоустраниться из мира живых, вырвать из своего тела колючку желания… Ха-ха, колючку! Слыхали, доктор? Ладно, скажем – занозу. Так вот, почему женщины должны вырывать из себя занозу желания, тогда как мужчины после сорока пяти продолжают жить как прежде – строят свое будущее, делают детей, перекраивают мир до самой смерти? Чувство несправедливости начинает нас терзать задолго до означенного рубежа, мы как будто предугадываем несправедливость, еще не пережив ее. В мужчинах есть что-то, не ведающее границ (я не об интеллекте), какие-то двери, которые никогда не захлопнутся, – это ощущается даже в маленьких мальчиках, а порой и в древних стариках. Я недавно видела по телевизору Жан-Пьера Моки[14] – он хвастался, что в свои восемьдесят с лишним лет по-прежнему занимается сексом. «У меня еще встает!» – сообщил он, поглядывая на молоденькую актрису, которая годилась ему в правнучки. И публика восторженно зааплодировала. «У меня еще встает! Аминь». А теперь представьте себе, что восьмидесятилетняя дама вдруг прилюдно заявит, мол, у нее при виде молодого парня в трусах становится мокро. Какая возникнет неловкость! В реальной жизни это неприемлемо. Но мужчинам можно все. Мир принадлежит им в большей степени, чем нам. Все принадлежит – пространство, время, улица, город, работа, мысль, слава, будущее. Как будто у них перед глазами всегда беспредельный простор, и где-то там – дальний-предальний план, который они могут разглядеть, вытянув шею и привстав на цыпочки. Где-то там – за нами, женщинами, и рассмотреть это можно только поверх наших голов. Я, к примеру, никогда не чувствовала себя линией горизонта для мужчины.

Для сыновей? Возможно, да, когда они были совсем маленькими. Но сейчас-то они уже тинейджеры, на голову переросли меня и во всех смыслах смотрят поверх моей головы.

Нет, для мужа – никогда! То есть… Он считал себя моей линией горизонта. Был абсолютно уверен, что мое будущее может быть связано только с ним. «Женщина – это будущее мужчины»[15] – ну да, как же! Хорошая шутка… Тогда уж «женщины», во множественном числе. Как межевые столбы на пути.

Разница между нами в том, что у каждого мужчины есть будущее. Всегда. Завтрашний день без нас. Да, возможно, у мужчин меньше продолжительность жизни, но они дольше чувствуют себя живыми. Я где-то читала, что на сайтах знакомств разверзается пропасть между сорокадевяти- и пятидесятилетними женщинами. Страницы сорокадевятилетних просматривают в среднем сорок человек в неделю. У пятидесятилетних не более трех просмотров. А ведь они ничуть не изменились, остались прежними, всего-то год добавился. Вы видели скетч на тему консервов? Не помню, кто автор. На консервах пишут: «Употребить до 25 марта 2014 года». Но что происходит в банке в ночь с 25-го на 26-е?… Мы, женщины, – банки с консервами. В определенный момент у нас истекает срок годности. Если бы на той странице в Фейсбуке я указала свой настоящий возраст и вывесила собственную фотографию, Крис, наверное, не добавил бы меня в друзья. По крайней мере, едва ли у него возникло бы желание познакомиться поближе с женщиной, которой сорок восемь лет.

Ну, разумеется, я в этом не вполне уверена. Не хочу смотреть правде в глаза – в них можно увидеть приближение катастрофы. Вместо того чтобы посмеяться над несправедливостью или бросить вызов такому положению вещей, я запрятала свои чувства поглубже и научилась с этим жить, смирилась. Теперь уже поздно что-то менять.