Единственный крест

Однако, продолжим. Кражу картины обнаружили на следующий день. На место преступления срочно выехала оперативная группа. Поработала она, надо сказать, на славу. У входа в зал, где висела картина Богданова, ребята нашли вот это, — и Раков торжествующе продемонстрировал Асинкриту ручку-указку.

— Узнаете?

— Конечно. Лиза вела с ней экскурсии.

— Совершенно верно. А вот технический сотрудник музея, в просторечии уборщица Прасковья Ивановна Мищенко показала, что накануне, перед закрытием вымыла и зал, и лестницу, и что ручку, потеряйся она именно тогда, наверняка бы увидела. Но и это еще не все, Асинкрит Васильевич, — с этими словами Раков осторожно достал из верхнего ящика своего стола нож для вскрытия конвертов. — Экспертиза установила, что именно этим предметом был вырезан холст картины.

— Это точно?

— Абсолютно. Наш любимый Шерлок призывал доверять науке. Мне очень жаль, но вы, наверное, догадались, чьи отпечатки мы нашли на этом ноже.

— Догадался.

— И не только на ноже, но и на раме, осиротевшей после кражи картины… Ну, как вам улики?

— Честно?

— А как же иначе?

— Разочарован. Очень разочарован, Сергей Александрович. Уверен, наш любимый Шерлок сказал бы вам тоже самое.

— Интересно, интересно. А если конкретнее?

— Я знаком с гражданкой Толстиковой где-то полгода. Не буду отрицать, у нее множество недостатков. Кофе пьет в немереных количествах, взбалмошна, наверное, легкомысленна, как большинство женщин, но она не дура, Сергей Александрович. Понимаете?

— Что вы имеете в виду?

— Предположим, Толстикова тот самый похититель картины. Давайте поставим себя на ее место. А, поставив, поймем, что она не вполне нормальна. Ведь только круглая дура за несколько часов до кражи переругается с начальством, затем, уйдя, вопреки привычке, с работы первой, вернется обратно, сделав все максимально возможное, чтобы сторож ее запомнил. В довершение Толстикова, по жизни обожающая перчатки, идет на дело, словно школьник, теряет любимую указку, а нож, специально для вашей бригады, оставляет на своем столе. Да, забыл: она еще успела зачем-то от души полапать раму от картины.

— Какой же вывод из этого следует?

Сидорин посмотрел прямо в глаза следователю и еле заметно улыбнулся:

— Мне бы хотелось, чтобы его сделал Сергей Александрович Раков.

— Почему?

— Очень не хочется верить, что такие люди как Исаев и его помощник способны сломать таких, как вы.

— Странный вы человек, Асинкрит Васильевич.

— Спасибо. Звучит, как похвала.

— Итак, вы думаете, что Толстикову подставили?

Сидорин лишь молча пожал плечами.

— Допустим, вы правы, Асинкрит Васильевич. Допустим… Хотите уговор? Не сговор, а уговор? Очень честный. Вы сейчас называете мне три довода за Елизавету Михайловну, и я обещаю вам, что отсюда вы выйдете с бумагой, которая позволит ей сегодняшнюю ночь провести дома. Идет?

— Идет.

— Итак, я слушаю вас.

— Довод первый. Ее поведение накануне кражи объясняется очень просто: незадолго до этого ей в детском доме не отдали на выходные одного маленького человечка, хотя ни Елизавета Михайловна, ни та девочка без этого уже не могли жить. Вдобавок объявили, что ребенка удочеряют другие люди.

— Довод второй, — продолжил Сидорин. — Вам не рассказали, Сергей Александрович, как картина Богданова оказалась в музее?

— Нет. Мне только сказали, что появилась она в музее недавно.

— И Лиза… Елизавета Михайловна ничего не рассказала?

— Ничего. Она… она только твердит, как заведенная: «Я не крала картину».

— Н-да, удивительный человек. Ладно, я отвлекся. Эту картину привез я.

— Вы?

— Именно. Привез в подарок Елизавете Михайловне, зная ее трепетное отношение к Богданову. Оказывается, даже факты можно трактовать так, как это кому удобно. Толстикова со спокойной совестью могла повесить картину дома, кстати, я ей это и советовал. Уже тогда полотно было для нее бесценно, тем более, что мне картину передала женщина, которую Богданов изобразил на полотне. И что же делает Толстикова? Дарит картину музею. Дарит, чтобы через пять месяцев у музея же украсть ее? И, наконец, довод третий. Вот, посмотрите сюда.

— Что это?

— Два номера местной газеты. Друзья из областной библиотеки отыскали. Один номер датирован сентябрем шестилетней давности, другой вышел в свет ровно три года спустя. Нас тут интересуют две заметки. Читать не надо, я перескажу. Шесть лет назад: из местного краеведческого музея украдена работа кисти известного русского художника Каменева. А вот три года назад: украдена картина известного русского художника Жуковского…

— Я тогда здесь не работал.

— Толстикова тоже.

— Постойте, вы хотите сказать…

— Прошло ровно три года, Сергей Александрович…

— И все время — сентябрь. Совпадение?

Асинкрит молчал, Раков же размышлял вслух:

— Заканчивается летний сезон, становится меньше посетителей… Что еще? Богатенькие люди, отдохнув на югах, думают, куда потратить деньги.

«Господи, да он еще мальчишка» — подумал Сидорин, но благоразумно сдержал улыбку.