Единственный крест

— Но это же все так грустно, — было непонятно, к кому обращается Братищева. — Я не люблю грустить, по крайней мере долго.

— Во многой мудрости много печали, — важно процитировал Глазунов древнего мудреца.

При слове «мудрость» Асинкрит закрыл глаза, будто ожидая удара.

— Что случилось? — всполошилась Галина. — Устал, наверное?

— Сейчас пройдет. Просто иной раз мелькнет слово, имя — как недавно — Алиса, и мне кажется, что я должен вспомнить сейчас что-то важное, должен вспомнить обязательно. Но — ничего.

***

— Дядя Асинкрит…

— Да, тезка.

— Я когда первый раз вас увидела, то поняла: вы не волк.

— Нет, я все-таки волк.

— Не может быть! — девочка, уже стоявшая у выхода смотрела Сидорину в глаза, пытаясь понять, шутит он или говорит правду. — У волков глаза злее.

— Я просто умею притворяться…

— Нет, вы шутите! Вы так про деревню хорошо говорили, про бабушек.

— А знаешь, кстати, почему та деревня стала пустой?

— Потому что сейчас люди стали пустые.

— Хм, не плохо, тезка. Но у меня другой ответ. Я этих бабушек обо всем расспросил — и съел. А после про меня написали сказку: «Красная шапочка» называется. Вот такие дела.