Единственный выход

— Я вот сижу тут с вами и болтаю, теряю время, — услышал он голос Ковальского. — А мне уже пора на работу, смена начинается в два.

— Где вы работаете?

— В порту. Через пять минут — мой автобус. Если упущу его, опоздаю. — Ковальский разложил на траве удочки, взял ведерко, в котором плавала пара плотичек, и, покосившись на Вебера, выплеснул их в воду. — Все равно на обед не хватит.

Вебер следил, как рыбешки с плеском исчезли в воде, и в душе пожелал им счастливого пути. Он уже понял, что Ковальский, взбиравшийся на откос, из тех рыбаков, что рыбу покупают в магазине.

— Не спешите, — заметил Вебер. — Успеете, я вас подвезу.

Они стояли на тропинке.

— А что мне делать с удочками?

Вебер беспомощно развел руками. Одна была такая длинная, что не поместилась бы в машину.

— Да не волнуйтесь, я успею на автобус, — сказал Ковальский. — А вот если вы отнесете удочки ко мне домой, я вам буду очень благодарен. Ключ — под ковриком.

Он уже собрался уходить, но, сделав несколько шагов, снова обернулся.

— Заходите как-нибудь! Я обычно всегда сижу здесь. И, дружелюбно кивнув, поспешил по тропинке. Вебер забрал удочки и неторопливо зашагал вперед.

Прошел узкой тропкой, миновал свалку и вскоре оказался перед домишком Ковальского. Нащупал щеколду на калитке, отодвинул ее и вошел.

Под ковриком ключа не оказалось. Интересно. Ковальский утверждал, что ключ под ковриком. Кто же его забрал? Где бы поставить ведро и пристроить удочки?

Оставив пока все у стены, он осторожно нажал на ручку.

Двери были не заперты и открылись легко и бесшумно. Вебер заглянул в прихожую, превращенную в кухню.

Прямо под окном он увидел стол, у которого стояла молодая женщина. Стояла к нему спиной, но он узнал ее с первого взгляда: стройная фигура, длинные ноги в туфлях на шпильках, светлые волосы.

Анна Ковальская.

Она мыла посуду в двух больших тазах и была настолько поглощена своим занятием, что не заметила Вебера. Работа так и горела в ее руках, конский хвост на затылке так и раскачивался. Вебер некоторое время наблюдал за ней, но потом ему стало неудобно, и он громко кашлянул.

Девушка стремительно обернулась. Поначалу, не узнав его, она явно испугалась — все, что было в руках, с грохотом посыпалось на пол. К счастью, это был не мейсенский фарфор, а всего лишь обычные ложки и вилки.

Вебер шагнул к ней.

— Анна, ради Бога, успокойтесь! Это всего лишь я. Он нагнулся, чтобы поднять столовые приборы с пола, а когда, выпрямившись, заглянул ей в лицо, то заметил, что оно побагровело от гнева.

— Убирайтесь отсюда! — потребовала она, едва владея собой.

— Почему вы так нелюбезны?

— Я вас не приглашала. И к тому же принято звонить, прежде чем войти в чужой дом.

Вебер развел руками.

— На дверях нет звонка.

— Это всегда молодым девушкам приходится отбиваться от бестактных и навязчивых мужчин?

— Всегда! — убежденно подтвердил Вебер.

Он покосился на приборы, которые поднял с пола и все еще держал в руках. Ложки и вилки из дешевого алюминия, только одна пара смахивала на серебряные.

Выхватив приборы у него из рук, она швырнула их в таз, где лежала уже мытая посуда.

— Что вы тут ищете? — Вопрос был задан самым нелюбезным тоном.

Достав из кармана платок, Вебер вытер руки и, не глядя на нее, стал рассказывать:

— Я помогал вашему отцу ловить рыбу. И при этом мы так заговорились, что он не успевал отнести домой удочки — опаздывал на работу. А я его выручил. Он мне сказал, что с того вечера у Витте вас больше не видел.

— Я тут всего час, — уже спокойнее сказала она. — Он не знал, что я приду, так все вышло неожиданно…

Вебер кивнул.

— Жаль, что вы не заглянули на канал. Отец был бы рад. Он вами гордится. — И покосился на Анну.

Она застыла у стола, стиснув пальцы так, что даже суставы побелели. Крепко сжав губы, она упорно глядела в пол.

«Странно, — подумал Вебер, — некоторым девушкам все к лицу. Впрочем, — добавил он для порядка, — все еще зависит от того, с какой стороны смотреть».

Поскольку Анна упорно молчала и больше за посуду не бралась, он без всякого умысла прогулялся по кухне. И на полке заметил целую выставку снимков в рамках, запечатлевших Анну в разные годы жизни: Анна — младенец; Анна, первый раз идущая в школу с огромным букетом; Анна на конфирмации с цветами в волосах. И, наконец, свежее фото: уже молодая красивая женщина. Рядом с этими снимками стоял единственный, выбивавшийся из общего ряда. Явно увеличенное фото с паспорта, нерезкое и расплывчатое, на уже пожелтевшей бумаге. Молодая женщина, сходство которой с Анной бросалось в глаза, видимо, фото ее матери. Рядом с этим снимком стояла вазочка со свежеми цветами.

— Ваш жизненный путь, — серьезно заметил Вебер. — Настоящий алтарь…

Анна упорно молчала.

— Вы, наверное, не помните свою мать? — продолжал он.

Девушка все еще не отвечала. Он обернулся и посмотрел на нее у упор. Не сказав ни слова, она покачала головой, дав понять, что слушает.

— А родственников вы тоже не помните?

— Ни матери, ни сестры, — порывисто выдохнула она. — Обе умерли в эвакуации. А теперь оставьте меня в покое!