Единственный выход

Так, например, зачем им понадобилось тратить пленку на эпизод, когда меня в школьном туалете избивали двое дюжих старшеклассников, стрелявших мелочь на сигареты у малышни? Помнится, чтобы избежать обыска, я взял и закрылся перед носом у обидчиков в кабинке на шпингалет. Однако я не учел, что запор этот дохлый и что старшеклассникам было плевать на шум, который они производили, выламывая тоненькую дверку. Зато потом, когда эти великовозрастные лоботрясы выволокли меня за шиворот из моего убежища, одной профилактической затрещиной они уже не ограничились…

Или, скажем, тот драматичный случай, когда меня и Сережку Капличенко чуть было не застукал директор на месте преступления? А дело было так. Мы с Сережкой любили рыться в макулатурных изобилиях, потому что только там можно было абсолютно бесплатно раздобыть такие издания, которые даже у букинистов днем с огнем не сыщешь. К нашему счастью, сбор макулатуры проводился в школе два раза в год: осенью и весной. Вся собранная бумага хранилась в специальном сарае, ключи от которого были только у школьного завхоза. Однако нам удалось подобрать ключи к висячему замку, и после уроков мы забирались тайком в сарай и рылись там в книжно-журнальных богатствах, отбирая то, что нас интересовало. Выдранные из журналов повести и рассказы мы потом научились переплетать так, что их невозможно было отличить от настоящих книг.

Однажды, когда мы в очередной раз хозяйничали в сарае, собирая свой книжный урожай, Сережка глянул случайно в подслеповатое оконце и увидел, что к нам целеустремленно направляется директор школы. То ли ему кто-то накапал на нас, то ли он сам, проходя мимо, обратил внимание на отсутствие замка на двери – для нас тогда это было, в общем-то, неважно. Хорошо, что сарай был забит макулатурой почти под самую крышу. Мы зарылись в бумажные монбланы, как мыши, и затаились. Директор открыл дверь и, слеповато щурясь после солнечного света, всмотрелся в полумрак сарая. Потом осведомился: «Здесь есть кто-нибудь?» В принципе, нам надо было тогда явиться пред его очи, но по какому-то неосознанному побуждению мы этого не сделали.

После чего наш Семен Аркадьевич вышел и закрыл дверь. На замок закрыл. Снаружи.

Мы оказались в ловушке, в которую сами себя загнали. Дверь сарая была обита стальными листами, и взломать ее не стоило и пытаться. Оконце под потолком слишком маленькое, протиснуться в него не смог бы даже я, не говоря уж о Сереге с его габаритами акселерата. Между тем стемнело, место, где стоял сарай, глухое (поэтому мы его и облюбовали), и звать на помощь бесполезно. На горизонте маячила смутная возможность, что утром завхозу или директору взбредет в голову открыть сарай вновь. Но это нас, по понятным причинам, не устраивало.

И вот когда мы с Серегой уже приуныли, я вдруг вспомнил, что, собираясь надело, запасся карманным фонариком. При его слабом свете мы стали рыться в бумажных завалах и сумели найти в углу ржавый топор. Им мы проделали в шиферной крыше достаточно широкое отверстие для того, чтобы выбраться на свободу…

Или тот инцидент, стоивший мне массы нервов плюс временного лишения денежных дотаций, которыми Ма обеспечивала меня ежедневно «на мороженое». Хотя вместо мороженого, к которому я с дошкольных лет был абсолютно равнодушен, на эти деньги я приобретал старые журналы и книги, поэтому лишиться финансирования было для меня существенным наказанием.

Все произошло по моей рассеянности. Ма на все выходные отправилась в очередной поход, оставив меня дома одного. А замок в двери у нас был английский, то есть самозащелкивающийся в момент захлопывания двери. В пятницу вечером, через час после прощания с Ма, я отправился к киоску печати купить свежий номер «Белей», а вернувшись, обнаружил, что ключа от квартиры в кармане нет. И не только в кармане, но и вообще при мне…

О, сколько времени я провел перед запертой дверью, пытаясь тем или иным способом вскрыть замок без ключа! Ситуация усугублялась тем, что на мне были только майка, шорты и кроссовки. Ни денег, ни прочих принадлежностей, столь необходимых для взламывания дверей. А Ма, как назло, в тот раз оставила свой мобил дома («На кой черт я его таскаю по лесам?» – возмущалась она, укладывая свой чудовищный рюкзак)…

Когда я убедился, что проклятый замок слишком хитроумен для меня и не поддается ни булавке, ни куску проволоки, ни сплющенной пивной банке, было уже далеко за полночь.

Конечно, на моем месте любой бы, не стушевавшись, обратился к соседям за помощью или хотя бы попросился к ним переночевать, но не такой у меня был характер. Я постеснялся напроситься даже к Ленке, не то что к слабо знакомым людям!

В общем, до возвращения Ма из похода я целых два дня вел образ жизни, достойный бродячего кота. И получил от Ма нахлобучку на все сто…

И вот это все, и еще много всяких эпизодов, на мой взгляд, абсолютно неинтересных, какие-то неведомые типы тайно снимали, как будто я был шпионом или гениальным изобретателем.

На кой им это было нужно? Что в моей серой личности заслуживает столь продолжительной и пристальной слежки?