Единственный выживший

Если бы в салоне было достаточно света, чтобы Джо мог разглядеть в зеркале заднего обзора свое собственное отражение, он бы увидел, как кровь медленно отливает от щек и лицо его становится белым, как луна, ибо он внезапно понял, в чем состоял главный смысл "Проекта-99".

– Но вы не только изучали эти аномалии, верно? – медленно проговорил он ставшими вдруг непослушными губами.

– Нет, не только.

– Вы научились использовать свое открытие практически?

– Да.

– Сколько человек работало на "Проект-99"?

– Больше двухсот.

– Вы делали чудовищ, – чуть слышно пробормотал Джо.

– Людей, – поправила его Роза. – Мы делали в лаборатории людей.

– Может быть, они выглядят как люди, но на самом деле они – монстры.

Роза молчала примерно минуту, потом сказала:

– Да.

Последовала еще одна пауза, после которой она неожиданно добавила;

– Хотя настоящими чудовищами были мы – те, кто сделал их такими.

* * *

…Расположенный в безлюдном сельскохозяйственном районе Виргинии научно-исследовательский центр под официальным названием Институт Квартермасса, о чем свидетельствует установленный на шоссе указатель, занимает огороженный и хорошо охраняемый участок земли площадью в тысячу восемьсот акров. Здесь, на отлогих склонах холмов, пасутся среди сочной травы беспечные олени, негромко шелестят листвой буковые и березовые рощи, в которых кишит непуганая мелкая живность, дремлют под солнцем задумчивые пруды, а в полях гнездятся ржанки и жаворонки.

На первый взгляд система безопасности вовсе не бросается в глаза, однако в действительности ни одно живое существо размером крупнее кролика не может пересечь границу института, не попав в поле зрения бесчисленных инфракрасных детекторов, датчиков движения, чувствительных видеокамер и микрофонов, которые постоянно регистрируют все происходящее на заповедной территории и передают полученные данные в центральный компьютер, который обрабатывает информацию и в случае необходимости поднимает тревогу. Все нарушители подлежат немедленному аресту, и когда – очень редко – охотники или любопытные мальчишки перебираются через изгородь, их задерживают на расстоянии не более пятисот футов от того места, где они проникли в запретную зону.

Почти в самом центре этого живописного участка стоит приют – унылое трехэтажное здание, сложенное из красно-коричневого кирпича, отдаленно напоминающее своей архитектурой бесплатные муниципальные больницы. В нем содержится сорок восемь детей в возрасте до шести лет, хотя многие из них кажутся старше.

Все они – сироты с рождения. Пожалуй, они даже больше чем сироты, потому что у них никогда не было ни матерей, ни отцов. Никто из этих детей не был зачат в любви, никто не рождался в муках. Крошечные зародыши, полученные методом искусственного оплодотворения, росли и развивались внутри механической матки, заполненной синтезированной в лаборатории околоплодной жидкостью.

Как у лабораторных крыс, собак или обезьян, которые сутками живут со вскрытыми черепами во время экспериментов на мозге, у этих детей нет и никогда не было имен. Дать каждому из них обычное человеческое имя означало бы спровоцировать тех, кто имеет с ними дело, на эмоциональную привязанность, а люди, которые занимаются ими по долгу службы, – начиная от охранников и младшего медперсонала и заканчивая учеными, которые помогли им появиться на свет, – должны в целях поддержания чистоты эксперимента оставаться абсолютно нейтральными и эмоционально отстраненными от объектов опыта, иначе они просто не смогут выполнять как следует свои обязанности. Вот почему каждый ребенок имеет вместо имени один только код, состоящий из букв и цифр, соотносящихся с номерами карточек в генетической картотеке "Проекта-99" и обозначающих особые свойства и способности, которые были заложены в том или ином подопытном экземпляре.

На третьем этаже приюта, в угловом юго-западном секторе, обитает в своей собственной комнатке АТХ-12/23. Ей четыре года от роду, но она страдает кататонией и до сих пор не умеет контролировать функцию кишечника. Часами она терпеливо сидит в своей кроватке в луже мочи и фекалий, пока сиделка не придет переменить белье, но АТХ-12/23 никогда не жалуется. За всю свою недолгую жизнь она не произнесла ни слова и не издала ни одного звука. Даже в младенчестве она никогда не плакала. Ходить АТХ-12/23 тоже не может и сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, изредка пуская слюну. Ее мускулы частично атрофированы, и, несмотря на укрепляющий массаж, который ей делают три раза в неделю, процесс отмирания мышечных тканей продолжается. Если бы на лице АТХ-12/23 появилось какое-нибудь осмысленное выражение, она была бы прелестна, но ее мимические мышцы все время расслаблены, и маленькое личико производит жуткое впечатление.