Единственный выживший

– Но мне не хотелось бы поддерживать тебя в твоих невероятных заблуждениях.

– Заблуждениях?

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Ну, в этой твоей уверенности, что кто-то мог уцелеть после катастрофы.

– Поддержите меня, Барбара, – сказал он. – За последний год меня мало кто поддерживал.

Барбара еще немного поколебалась, затем покорно вздохнула.

– Недалеко отсюда есть одна ферма. Когда произошла катастрофа, ее владелец уже спал – люди, которые работают на земле, рано ложатся спать, особенно в этих местах. Его разбудил взрыв, а потом… потом кто-то постучал в его дверь.

– Кто?

– На следующий день фермер позвонил окружному шерифу, а шериф помог ему связаться с нашим штабом, но нам это показалось неважным.

– Кто постучался к нему в дом глухой ночью?

– Свидетель, – сказала Барбара.

– Свидетель катастрофы?

– Предположительно…

Она снова бросила на Джо быстрый взгляд и опять сосредоточилась на мокром полотне дороги.

Учитывая все, что рассказал ей Джо, это воспоминание, похоже, начинало беспокоить Барбару все сильнее и сильнее. Джо, во всяком случае, увидел в зеркале заднего вида, что она прищурила глаза, как будто стараясь пристальнее вглядеться… нет, не в дождевую пелену, которая колыхалась перед самым капотом, ограничивая видимость до нескольких ярдов, а в прошлое, в отдаленное прошлое, в котором было столько непонятного и страшного. Губы Барбары сжались в тонкую ниточку; она словно спорила с собой – говорить ей дальше или промолчать.

– Свидетель катастрофы, – повторил Джо.

– Честно говоря, – сказала Барбара, – я не помню, почему она пришла именно на эту ферму и что ей было нужно.

– Ей?! – Джо так и подскочил на сиденье.

– Да. Женщине, которая утверждала, что видела падающий самолет.

– Вы хотели сказать что-то еще, Барбара, – поторопил Джо.

– Да. Это была темнокожая женщина.

Джо поперхнулся воздухом, который вдохнул. С трудом выдохнув, он спросил:

– Она… она назвала свое имя?

– Я не знаю.

– Если назвала, то фермер должен его помнить.

* * *

У поворота на ферму стояли два высоких белых столба, поддерживавших вывеску, на которой – красивыми зелеными буквами по белому фону – значишь: "Ранчо "МЕЛОЧИ ЖИЗНИ", а под ними, шрифтом поменьше, были написаны имена владельцев: "Джефф и Мерси Илинг". Ворота были открыты.

Вдоль бетонированной подъездной дороги тянулись беленые изгороди, разделявшие территорию ранчо на небольшие участки-пастбища. Ближе к усадьбе Джо и Барбара увидели обширный паддок, несколько тренировочных рингов и обсаженные зеленью аккуратные конюшни.

– В прошлом году я так и не выбралась, чтобы съездить сюда самой,

– сказала Барбара, – но один из моих сотрудников побывал здесь и привез мне соответствующий рапорт. Теперь я припоминаю, что это не ферма, а коневодческое ранчо. Здесь разводят и дрессируют четвертьмильных лошадей «Четвертьмильная, или ковбойская лошадь – специализированная порода верховых лошадей, способных развивать на коротких дистанциях скорость около 70 км/ч. Предназначаются для ковбоев, но часть их готовят и для выступлений на ипподромах» и, по-моему, еще лошадей для выездки типа арабских. Эти последние идут на продажу.

На выгонах и пастбищах, где колышущуюся траву то вздымал ветер, то прибивал к земле дождь, не видно было ни одной лошади; паддок и тренировочные ринги тоже выглядели покинутыми, но верхние половины дверей конюшенных боксов были открыты, и оттуда с опаской выглядывали лошадиные головы. Большинство лошадей были довольно светлыми или в яблоках, но некоторые были такой темной масти, что в полутьме стойл их почти невозможно было разглядеть.

Сам дом, стоящий в окружении молодых стройных осин, показался Джо большим и довольно красивым. Он был обшит досками и выкрашен белой краской, на которой красиво выделялись зеленые ставни и оконные переплеты; парадное крыльцо вело на широкую застекленную террасу (такой большой террасы Джо еще никогда не видел), а просвечивающие сквозь грозовую мглу окна выглядели дружелюбно и гостеприимно.

Барбара остановила машину на повороте подъездной дорожки, и они с Джо, ежась от дождя, который стал заметно холоднее, бросились к крытому крыльцу.

Входная дверь открывалась внутрь, и когда Джо толкнул ее, то услышал уютный, домашний скрип петель и вздох старой пневматической пружины. Почему эти звуки показались ему приятными, он и сам бы не мог сказать; должно быть, в них было что-то, что ассоциировалось с неспешным течением счастливых, ничем не омраченных лет, с душевным покоем, мудростью и несуетным принятием неизбежного (и пружинам тоже свойственно со временем стареть), а вовсе не с упадком, безразличием и запущенностью.