Единство

Я с легкостью справлялся с жизнью отшельника, тем более в башне, размеры которой не смогли бы стеснить и целый полк. Сестру же невероятно утомляла необходимость сидеть посреди океана, не зная мира и величия Огнедола, открывшегося нам с годами. Ветер уговаривал ее отправиться в странствия, а тайфуны подначивали взбунтоваться против всех вокруг. Сестра не раз жаловалась, что сила пламени и земли должна была достаться ей, и что со своей мягкостью и уступчивостью я не в силах раскрыть все величие подвластных мне стихий. С возрастом она поняла, что распорядись судьба иначе, камень и огонь в ее руках повергли бы мир в хаос, но жаловаться не перестала.

Сестра всегда была ближе к отцу, понимая и принимая его обиду и непреклонность в решениях, словно не разделяла душу с беззаботностью ветра и терпимостью воды. Думаю, именно то в нас, что другие назвали бы несоответствием нравов и подвластных стихий, было идеальным тандемом нашего мира и Моря Теней. Это позволило нам не сгубить нас самих и все доброе, что сделал для человечества отец.

Я почти не пишу о матери. Семья научила нас принимать друг друга такими, как есть. Только это мне и осталось делать, когда отец забрал жизнь женщины, родившей меня с сестрой. Я бы мог остановить его, или обратить все вспять, если бы сестра не удержала меня тогда. Она чувствовала отца лучше и видела дальше меня. Думаю, в тот день она спасла мою жизнь.

Мне сложно объяснить, почему простить отца удалось мне, а не сестре. В то время мы уже были вольны покинуть нашу укромную обитель. Я часто навещал отца, оставшегося встречать старость затворником, но сестра возвращалась в дом всего пару раз. Я мог бы списать все на жажду странствий и вольный дух, если бы не знал ее, как самого себя.

Мы не раз виделись на просторах Огнедола, где сестра впитывала в себя всю сладость жизни в обществе, тогда как я был погружен в созидание собственного города. Прохаживаясь по пустынным улицам, я представлял на них играющую детвору и женщин, собирающих с яблонь сочные плоды. Я мечтал о дне, когда каменный свод растворится вместе с утренним туманом, город поднимется из скалистых пучин, и солнце заструится по его крышам, капая на головы прохожих солнечными зайчиками.

Но ныне это невозможно. Пока Огнедол раздирает междоусобица, а воины Церкви сталкиваются в ожесточенной борьбе с укротителями стихий, мое детище останется в тиши земли, дожидаться дня, когда между выходцами одной силы воцарится мир. Тогда мои с сестрой потомки представят Небесам город, что я воздвиг, как символ единения и бессмертия.

Я завещаю Город Единства наследникам крови Первого мага и вверяю им ключ, способный пролить солнечный свет на взлелеянные мною сады и дома. Я оставляю его в пещере за водопадом, и право воспользоваться ним обретет лишь подлинный наследник моей силы.

Едины хлад и пламень, да возвысится под тенистыми небесами алатырь единения».

Люфир перевернул страницу и, дописав последнее предложение, перевел дух. Запястье ныло.

— Ты закончил? — Волин был рядом, дожидаясь, когда же сможет узреть содержимое скрижали.

Лучник кивнул и показал страницы дневника, покрытые теми же символами, что и монолит.

— Копия готова, и теперь осталось только перевести. Я смутно понял несколько фраз, но это не годится, — на лице Волина отразилось разочарование, словно он успел позабыть, что говорил Люфир перед тем, как приступить к изучению письмен.

— Я хочу получить перевод сегодня же! Ты сможешь это сделать?

— Да, конечно, я останусь здесь и отдам вам все, что переведу, как только закончу, — смиренно произнес юноша, разравнивая перед собой чистый свиток и напряженно всматриваясь в дневник.

Затаив дыхание, Волин подошел к скрижали и с благоговением коснулся неровностей камня, пробегая пальцами по острым изгибам неведомых символов. Старик не переставая ходил вокруг монолита, не в силах оторваться, пока спустя несколько часов Люфир не побеспокоил его.

— Здесь все, — он вложил свиток в костлявую руку Волина. — Вам должно быть интересно. В ней говорится о древнем поселении магов камня, построивших это место почти тысячелетие назад. Вы сами все увидите.

— Спасибо, Люфир, твой вклад неоценим! — старик смотрел на оказавшееся в его руках сокровище блестящими глазами, предвкушая момент, когда он сможет прочитать все от первой и до последней строчки. — Возвращайся домой. Ты заслужил несколько дней отдыха. Я отправлю посыльного, когда мне понадобятся твои умения. Ступай.

Люфир почтительно поклонился и, крепко сжимая дневник с заветным посланием, покинул храм. Ночь таилась в закоулках улиц и дворов, кружась мотыльками вокруг едва виднеющихся фонарей. Городом правила тишина, и лишь упрямый водопад продолжал шуметь в стороне, скрывая в своих недрах древние механизмы.