Бездны… Бездна… Каждая клеточка в моем многострадальном теле превратилась в сгусток ненависти. Сначала иррациональной — к Хагену, отправившему меня в этот ад, потом — к Девятке-Бездне. С последним усилием воли я впился в это чувство, позволив ему кристаллизоваться в решимость. Нет! Я не доставлю Бездне такого удовольствия! Не дам сожрать и переварить себя безропотно и окончательно, как кусок мяса! Назло всему выживу, вырвусь и уничтожу эту тварь!
С этой клятвой, полной мстительного упрямства, сознание снова померкло. Смерть за смертью, агония за агонией. Бета-мир будто задался целью вытравить из меня саму волю к жизни, с садистским наслаждением терзая мою плоть и дух.
Но когда я в очередной — сотый или тысячный — раз очнулся, на моих губах заиграла улыбка. Она появилась вместе с пониманием происходящего. Мгновения, когда боль исчезала, а я снова ощущал свое тело, пусть и длились доли секунды, свидетельствовали о том, что
Постепенно, сквозь алую пелену агонии, начало пробиваться странное, пугающее осознание. Каждый раз, возрождаясь вновь, я чувствовал, как тело наполняет новая сила. Мышцы будто закалялись в кислоте, кости крепчали после каждого перелома. Сквозь боль проступало мрачное торжество — я погибаю, но лишь для того, чтобы восстать вновь, сильнее прежнего.
Поначалу я гнал от себя эти мысли, ужасаясь собственному безумию. Разве может живое существо радоваться страданиям? Но чем дальше, тем больше менялся мой разум, подстраиваясь под извращенные законы Бездны. Боль, бесконечно повторяющаяся смерть — это оказалось тем горнилом, в котором я перековывал самого себя, избавляясь от слабостей и страхов.
Я начал ждать новых вспышек агонии — ведь теперь они означали не только муки, но и обретение могущества. Я смеялся, корчась в чреве чудовища, купаясь в его кислотных соках. Безумие? Возможно. Но разве не безумие — единственный способ выжить в мире, где здравый смысл обречен на погибель?
Лишь полностью приняв боль, позволив ей стать частью себя, я смог обуздать ее. И тогда родился новый Скиф — Скиф, который не боится страданий, но черпает в них извращенное наслаждение и неодолимую силу. Вернее, не родился, а вернулся — тот самый, что захлебывался в вонючей жиже Болотины, терпел жгучую слизь Разорителя в Лахарийской пустыне, отдавал себя на съедение
В какой-то момент я ощутил, что стал намного сильнее. Стиснутый студенистой массой, я попробовал двинуть рукой… и с огромным напряжением преодолевая сопротивление, смог ее поднять! Получилось!
Боль никуда не делась, но надежда позволила пригасить ее остроту, оставив лишь фоном. Я как будто отсек ее сигналы, чтобы не перегружать мозг, и начал думать.
Так-так-так… Даже если эта далезма сдохнет от
— Идеальное место прокачки, — не разжимая губ, пробормотал я.
Глава 18. Никаких обнимашек
В моем положении не изменилось ровным счетом ничего, но теперь боль приносила радость. Болит — значит, урон, значит, очки опыта льются рекой, значит, скоро чертова далезма сдохнет. А не сдохнет, так я сам ее разорву на клочки — изнутри!
Далезма сдалась первой. Похоже, когда мое
Примерно через час далезме пришел конец — она издохла, так и не сумев до конца меня переварить. Не знаю, сколько опыта я получил, но прилив сил был как множественный левел-ап. Меня накрыло эйфорией, которая длилась несколько минут. Баракаты набросились на остывающий труп далезмы, начав отрывать от нее куски плоти, уже их хищные жвала добрались до меня, а мое тело все еще сотрясало от нескончаемого удовольствия…