Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

В этой главе мы подробно остановимся на круге идей, порожденных революциями конца XVIII века в Америке и Европе. Если в предыдущих главах мы, как правило, рассматривали целостные системы политической мысли в их историческом контексте, то в случае Американской, и особенно Французской, революции само событие встает на место «автора» и придает единство в остальном разрозненным, фрагментарным идеям. Революционные события находятся, конечно, в горизонте более глобального события, которое мы обозначили в начале книги как «Новое время». В рамках этого большого события происходят события более локальные: но если первое совершается медленно и часто незаметно, то вторые, особенно если это революции, развиваются быстро, вихреобразно, по нарастающей — так что у их участников нету времени на систематическую проработку принципов революции. И тем не менее эпоха революций XVIII века удивительно насыщена яркими, творческими идеями, политическими изобретениями, чеканными формулами, определившими политическую форму западных государств, вплоть до наших дней.

Когда «поддались» и провалились веками установленные порядки несвободы, то общество охватило чувство энтузиазма и неограниченных возможностей. Проходы, открывшиеся в практике, в силу некоего психофизиологического переноса открыли поры в искусстве и теории. Но конечно, идеи Американской и Французской революций не возникли на пустом месте. В них нашли мгновенное выражение те мысли, что накапливались в течение Нового времени, и особенно века Просвещения, — но теперь эти идеи, столкнувшись с практикой, несли полемический заряд и вдохновляли на борьбу.

1. Ход революции

Дело началось в 1770‑х годах в североамериканских колониях, в которых накопились противоречия с метрополией. В то время как Англия практиковала либеральные политические принципы внутри страны, она правила Америкой во многом деспотически, как колониальной территорией — при том, что население последней было англосаксонским по культуре и пуританским по религии. Поэтому будущие Соединенные Штаты («конфедерация») восстали и решили отделиться от Англии. В 1776 году их программа была сформулирована в Декларации Независимости (написанной Томасом Джефферсоном). Здесь борьба за независимость переводится на язык либерализма и Просвещения, она трактуется как право народа на самоуправление и восстание против тирании. То есть международный конфликт трактуется как конфликт домашний, как момент учреждения (конституирования) американского государства. Основной источник «Декларации» — философия Локка. Следуя принципам английского мыслителя, Джефферсон доказывает, что восстание колонистов есть простой акт сопротивления тирану, что это восстание не произвольно, а возникает в ответ на "длинный ряд злоупотреблений», из которых основное, наверное, — это отказ американцам в полноценном представительстве и в то же время сбор с них налогов, то есть вторжение в их частную собственность. Тем не менее Декларация Независимости провозглашает «неотчуждаемыми правами» человека жизнь, свободу и стремление к счастью (pursuit of happiness), а собственность, столь первостепенное право у Локка, здесь не упомянута. То есть в Основу государства кладется не столько «недвижимое», стабильное имущество человека, сколько его разнообразная деятельность — как предпринимательская, так, можно полагать, и политическая.

В 1787 году, уже отвоевав у Британии свою независимость, североамериканские государства («штаты», т. е. states) созвали конституционный «конвент» и объединились в новое федеративное государство, создав первую в мире писаную конституцию. Ратификация ее штатами проходила в 1787–1788 годах. Объединение в федерацию было далеко не всеми принято однозначно, и создатели конституции — Джордж Мэдисон, Александр Гамильтон и Джон Джей — написали целую серию статей, разъясняющих и пропагандирующих ее принципы. Эти статьи стали известны под названием «Записок Федералиста».

Авторы «записок», опираясь на теорию смешанного режима Монтескье (восходящую в конечном счете к античным образцам, а именно Аристотелю и Полибию), обосновывают необходимость большого единого государства, в котором власти разделены и сбалансированы относительно друг друга в качестве т. н. «сдержек и противовесов» (checks and balances[1]). Они ориентируются на республиканскую традицию политической мысли и в духе этой традиции рассуждают о конституции не столько с точки зрения принципов, сколько с точки зрения опыта и практики. Государство видится ими как своеобразный механизм, который должен быть разумно устроен и налажен. Но необходимость опоры на опыт проистекает (как у Макиавелли) из факта абсолютной новизны и революционности положения американцев.