Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени

Перейдем теперь к политическому учению Канта, которое содержится как в целом ряде небольших эссе, так и в поздних трактатах «Метафизика нравственности» и «К вечному миру». Исходной предпосылкой объединения людей в государство является то, что Кант емко называет «необщительной общительностью» людей[5]. Отношение человека к другому парадоксально: это «склонность к общению, которая вместе с тем связана с непрерывным сопротивлением, постоянно грозящим обществу разъединением». Наряду со склонностью общаться, человеку «присуща сильная склонность "уединяться" (vereinzeln)»[6]. Как мы узнаем позже[7], люди, быть может, и рассеялись бы по планете, пусть в составе замкнутых государств, но «на поверхности шара» они сделать этого не могут и поэтому вынуждены вступать друг с другом в контакт. Здесь снова возникает образ шарообразного единства земли как абсолютной ограниченности пространства — здесь это уже не метафора, а буквальное условие космополитического единства человечества. Причем это не только пространственное, но скрыто и историческое определение: ясно, что Кант описывает здесь ключевой процесс Нового времени: процесс «географических открытий», то есть захвата Западом остального мира и объединения земного шара.

Далее, в силу той же тяги людей к «уединению», они фактически не всегда следуют нравственному закону и склонны делать из него исключение. (Кант позже называет это свойство человека «радикальным злом»[8].) Поэтому человек, пишет Кант, «это животное, которое… нуждается в господине»[9]. «Где же найдет он такого господина? — Нигде, кроме как в человеческом роде»[10]. Отсюда вывод в духе Руссо о необходимости объединения людей в республиканское государство, где человек в качестве универсального, родового человека будет руководить собой же в качестве человека частного. И более того, чтобы руководство было действительно родовым, необходимо соединение людей во всемирную, космополитическую федерацию государств. Которое, исторически, может возникнуть в результате долгого печального опыта войн.

В Метафизике нравов Кант подходит к политико — правовым вопросам уже в априорном, неисторическом плане. Но выводы его вполне согласуются с его ранее высказанными взглядами на человеческую природу и историю в их апостериорной фактичности. Действительно, поскольку люди вынуждены соединиться друг с другом в общество, при этом оставаясь индивидами, то априорным принципом такого объединения должно быть право. Право — это ослабленный вариант категорического императива, который не касается уже мотивов действия человека, а только его внешнего действия. Здесь он должен заботиться уже не о собственной свободе, но о свободе другого. Таким образом, «правомерен любой поступок, который или согласно максиме которого свобода произвола каждого совместима со свободой каждого в соответствии со всеобщим законом»[11].

Обеспечение этого права требует принуждения («господина»), оно обращено уже не к волевой стороне действия, а к его внешней, телесной стороне. Поэтому право, как априорный принцип соединения людей в общество, требует далее образования государства. Здесь и далее Кант берет форму рассуждения у Гоббса (никогда, конечно, этого не признавая), но вносит в нее ряд содержательных элементов, позаимствованных у Руссо. Мы упоминали, что Гоббс фактически строит трансцендентальное рассуждение и предвосхищает логику Канта. Естественно поэтому, что Кант заимствует свою политическую теорию у Гоббса. Действительно, согласно Канту, общественный договор, создающий государство, является не реальным процессом, а трансцендентальным условием легитимации государства[12]. Человек, уже живущий в государстве, понимает, что объединение в государство — это его априорный долг, если он, конечно, хочет жить вместе с себе подобными. «Ты должен при отношениях неизбежного сосуществования со всеми другими людьми перейти из этого состояния в состояние правовое…»[13] При этом, в отличие от Гоббса, законодательная власть в таком государстве должна принадлежать объединенной воле народа, то есть оно должно быть республиканским (при том, что, собственно, правителем государства может быть монарх). Кант еще больше заостряет эту свою позицию в трактате «К вечному миру» (1795).