Но, конечно, намерения святого Льва этим не ограничивались. Как пастырь, как чуткий наблюдатель и участник трагических событий своего времени, он был свидетелем распада политической romanitas. Он вполне сознавал, что если Римская империя была облечена провиденциальной миссией управления единством всех христиан, то эту функцию восточный константинопольский император мог исполнять только частично. Истинный центр вечного единства должен был оставаться и действительно оставался, как «камень», воплощенный в пастырство «наследника» святого Петра, в Риме. Лев всегда готов выразить требуемое почтение к законному императору Востока; он признает его роль в созывании соборов и даже использует по отношению к нему те же риторические эпитеты, которые еще более щедро употреблялись греками. Так, обращаясь к Феодосию II, он восклицает: «В тебе не только царский, но и священнический дух»[304]. Однако в перспективе, как он ее понимал, распад империи и перенесение императорской резиденции в Константинополь (а на Западе в Равенну) лишь помогали раскрытию еще одного и высшего аспекта Божественного замысла: признанию Рима кафедрой наместника святого Петра[305]. Действительно, императоры могут покидать свою столицу и сами империи могут исчезать, но «пребывает то, что повелела сама Истина, и потому блаженный Петр, сохраняя полученную им силу камня, не оставляет вверенного ему управления Церковью»[306].
Мы уже видели, что власть римского епископа как преемника Петра утверждалась и раньше, особенно такими папами, как Дамас и Сириций, однако у святого Льва идея эта провозглашается с гораздо большей торжественностью, красноречием и последовательностью, причем провозглашается папой, нравственный характер которого и преданность Церкви заслужили вселенское восхищение. Кроме того, по сравнению со своими предшественниками Лев вводит в самосознание Римской церкви два изменения, незаметные, но очень важные.
Первое тесно связано с принципами римских законов. Оно видит Церковь как вселенское тело (corpus), которое есть «не только сакраментальное или духовное тело, но также и органичное, конкретное и земное общество»[307]. Римское понятие вселенского corpus под властью императора или «князя» (princeps), по мысли Льва, отождествляется с «Телом Христовым» (corpus Christi) новозаветного Писания. Конечно, главой тела является сам Христос, но поскольку Он сам сделал Петра «князем всей Церкви» (quem totius ecclesiae principem fecit)[308]; то «княжество» внутри тела принадлежит и Петру, и его преемникам. В раннехристианской латинской терминологии уже употреблялся термин principalitas в применении к Римской церкви[309]. Поэтому употребление святым Львом другого термина—principatus—является умышленным сдвигом в сторону законного титула, который до тех пор был исключительной монополией императоров[310]. Лев не колеблется: апостол Петр получил principatus от Господа[311], и это означает, что Петр и, разумеется, его преемник или наследник занимает внутри «тела» Церкви то место, которое в мирском обществе присвоено императору. «Во всем мире избран один Петр… так что, если даже есть много священников и пастырей в народе Божием, то Петр может по праву управлять (proprie regat Petrus) теми, которыми Христос тоже управляет высшим образом»[312].