Единый поток жизни

Избавляй болезни, ныне приими Мл с Собою, Сыне Мой и Боже, да сниду, Владыко, во ад с Тобою и Аз, не остави Мене едину: уже бо жити не терплю, не видящи Тебя, сладкаго Моего Света

Со другими женами мироносицами рыдающи Непорочная горце и носима видяше Христа, глаголаше: Увы Мне, что вижу! Камо идеши ныне, Сыне Мой, а Мене едину оставлявши?...

Точно также и в религиозной лирике средневекового Запада встречаем ряд "плачей" Богоматери над телом умершего Сына. Весьма распространены они в немецкой литературе.

Owe kint, din wenqel sint
dir so qar erblichen;
al din krait, al din math
ist dir so qar entwichen.

"Увы, Дитя Мое", восклицает в одном из них Мария, "побледнели совершенно Твои щеки. Совершенно исчезла вся Твоя сила, все Твое могущество".

Tot, owe tt
tot, nu nim uns beide,
daz er also eine niht
von mir werde gescheiden.

"Смерть, увы, смерть! Смерть! возьми теперь нас обоих, чтобы Он не был таким одиноким, разлученным от Меня!"

Herzi brich! Kint nu sprich
Und las mich mit dir sterben,
ode ich muoz hie under dir
so jaemedich verderben.

"Разорвись, Мое сердце! Дитя Мое, молви Мне хоть одно слово и дай Мне умереть вместе с Тобою. Или Мне придется здесь под Твоим крестом погибнуть от скорби".[95] В Италии 13-го века широкие народные массы охватываются религиозным порывом. Из глубин народной жизни вырастает это религиозное движение, органически связанное с деятельностью и проповедью св. Франциска Ассизского. Яркое и стихийное (хотя уже более внешнее) проявление этого подъема имеем, напр., в движении флагеллантов, когда десятки тысяч людей неудержимым потоком в течении месяцев переходили из города в город, из селенья в селенье, громко каясь в грехах, призывая милосердие Божие и воспевая страдания Христа и муки Его Матери.

Ео Maria dolorosa
Veqo lo mio fiolo pennare
Oyme, fiolo qlorioso,
Lassa mi, che devo fare?

"Я, скорбная Мария, вижу, как страдает Мой Сын. Увы! Сын Мой преславный! Несчастная Я, что Мне делать?" — так звучит все снова и снова возвращающийся припев (в сборнике флагеллантских гимнов, правда, зафиксированных уже в 14-ом веке).[96]

Оплодотворенная этим духовным подъемом 13-го столетия, в недрах, в первую очередь, францисканства зародилась, как известно, итальянская религиозная лирика, полная простоты и глубины беспредельно захватывающего чувства. О характере этих гимнов — laude, нередко страстно-напряженных, имеем интересныя указания в статутах некоторых религиозных (флагеллантских) братств того времени. Так, в статутах "Братства Распятого" (Statuti della compagnia del Crocifisso) в Губбио читаем, что члены его должны собираться в церкви в ночь Великого Четверга на Пятницу "для слушания Страстей Христовых, одетые во власяные вретища. В этой церкви да будет с благоговением воспроизведены перед народом слезные "лауды" и жалостные песнопения и горестные сетования Девы и Матери, осиротелой, лишенной родного Сына; при сем больше внимания следует обращать на слезы, чем на слова".[97]

У великого францисканского мистика и поэта Якопоне да Тоди, в творчестве которого имеем венец религиозной песни итальянского средневековья, сочетается в его итальянском "плаче" Богоматери изумительная свежесть выражения с потрясающим патетизмом чувства. Дева Мария (Donna del Paradiso) переживает здесь на наших глазах шаг за шагом все фазы последней драмы Своего Сына. Его предали и схватили. Его влекут. Его отдали на истязание. Напрасно молит Она мучителей о пощаде, напрасно взывает к Нему, уже распятому:

O fiqlio, fiqlio, fiqlio! — fiqlio, amoroso qiqlio
fiqlio, chi da consiqlio — al cor mio anqustiato?
Fiqlio, occhi qiocondi, — fiqlio, со поп respondi?
fiqlio, perche t'ascondi — dal petto ove se lattato?

"О, Сын Мой, Сын Мой, Сын Мой! - Сын Мой, прекрасный, как лилия, Сын Мой, кто даст утешенье — Моему скорбному сердцу?

Сын Мой с радостными глазами, - Сын Мой, что Ты не отвечаешь?

Сын Мой, что Ты скрываешься — от груди, что Тебя вскормила?"

Когда Он испустил последнее дыхание на кресте, Она начинает Свои полные безмерной скорби сетования: