Единый (СИ)

Вечная Сиберия — бывшая тюрьма, говорил нам с Кирой Габриэль, и все шуточки и мемчики, так сказать, в ней родом прямиком из тюремной хаты. А как дела обстоят с этой, современной, Россией из Эры Тельца? Мы тоже ведь живем в большей степени по тюремным понятиям, нежели по законам, которые вообще никто не уважает. Мир шагнул к нейросетям и искусственным интеллектам, вроде умбота Ивы, а у нас до сих пор на рингтон ставят эту блатоту.

Меня вдруг осенило. Этот мир, в котором я сейчас, — неважно, реальный он или нет, — стоит на распутье. Или мы все пойдем к Вечной Сиберии, или в Республику Росс. Третьего не дано.

Хотя нет. Дано.

Третий путь ведет в Поганое поле, к вырождающимся племенам Детей Морока, Карго-аборигенам и иже с ними. Вот так.

Поскольку Матвей не отреагировал на звонок, Витька обратился к нему, перекрикивая блатные рулады:

— Кто звонит?

Матвей только сейчас соизволил поглядеть на телефон. У него была жесткая программа — везти нас на деревню к дедушке (с конкретным адресом, в отличие от письма из классического рассказа), и он ни что иное не отвлекался. Волшба действовала как надо, что не могло не радовать.

— Жена шефа, — отчитался Матвей.

— Скажи, что к деду едем на ночь. Завтра вернемся. Пусть не кипишуют.

Матвей послушно взял телефон, оборвав хриплоголосую исповедь певца о том, как он “зону топтал”.

— Але? Едем. К дедушке на деревню. На ночь. Завтра вернемся… А? Виктор велел, я исполняю. Вы ж сами мне сказали, что я к Виктору приставлен защищать и приказы выполнять, а не интересоваться, что да как.

Он помолчал, в то время как трубка что-то долго невнятно бубнила высоким женским голосом.

— Просит передать тебе трубку, — сказал он Витьке.

— Не буду брать, — помотал тот головой. — Не маленький.

— Не будет брать трубку, — повторил Матвей в телефон. — Говорит: не маленький… Что? Понял.

Он нажал кнопку отбоя и кинул телефон на соседнее сидение.

— Что она сказала? — спросил Витька без особого интереса.

— Сказала, чтобы завтра к обеду был дома. У нее к тебе серьезный разговор.

— Да-да, понятно… Сейчас отцу скажет, они по шпионской проге отследят, что я еду именно к деду, и успокоятся. Я специально телефон не отключаю.

— Молодец, Витька, — одобрил я.

Витька замаслился. Моя сдержанная похвала ему понравилась.

Дальше ехали молча. Я снова прилип к окну. В какой-то миг возникло ощущение, что в оба глаза попали соринки. Я заморгал и снова на долю секунды увидел нейроинтерфейс.

Так. Значит, волшба возвращается, нейрочип с допартами тоже мало-помалу подключается. Версия о сумасшествии отметается, как ложная. А это, в свою очередь, означает, что скоро мы вернемся в Поганое поле.

***

Деревня, где жил дедушка Витьки, вытянулась этакой длинной колбасой вдоль трассы. Аккуратная, ухоженная, населенная небедными, судя по всему, гражданами. Тут были в основном дачи, но не только.

Мы подъехали к ней в сумерках. Съехав с трассы, очутились на узкой улице, которая пронзала всю вытянутую деревню. Светили фонари и окна высоких, преимущественно кирпичных домов, с мансардами и благоустроенными лофтами. Асфальт на дороге, впрочем, был старый и неровный, со следами “лепешечного” ремонта.

Дом дедули имел один этаж, но его недавно очень недурно отремонтировали, и выглядел он как жилище состоятельного человека. За метровым шлакоблочным забором благоухали клумбы и росли яблони, освещенные мощным светодиодным фонарем. Мы нажали на кнопку звонка на кованых воротах, и где-то в глубине двора под навесом зазвучал зуммер. Затявкала мелкая собачушка, на ее лай тут же отозвались соседние четвероногие охранники.

Калитку отперла удивленная, но ничуть не встревоженная дородная женщина, напомнившая мне Дашу Широнину, повариху из 37-го Посада. Чтобы не маяться с объяснениями, я наложил на нее заклятье и велел принести два матраса, подушки и одеяла. А еще — если есть — репелленты от насекомых, брезент и что-нибудь пожрать.

Оказалось, в доме есть и репелленты, и брезентовая палатка, и карематы со спальными мешками. И много чего для охоты и рыбалки. Отчим Витьки иногда приезжал и культурно проводил время на лоне природы.

Карематы мы брать не стали, и спальные мешки тоже. Ограничились брезентом и одеялами с матрасами, как и планировали сначала. Неохота было возиться со всем этим шмотьем.

С дедом ни я, ни Витька так и не пообщались. Я заметил худую и согнутую фигуру за стеклянной стеной веранды, но старик не вышел, видимо, не поняв, что явились гости. Горничная, которая, вероятно, постоянно проживала в этом доме, следя за хозяйством, помогла нам вынести из сарая походные пожитки, потом ушла в дом за едой. Вернулась она с несколькими ланч-боксами и термосом.

Когда мы затарились, Матвей повез нас в лес, к дольмену, по убогой грунтовке, при виде которой на меня нахлынула ностальгия. Именно по таким дорогам мне доводилось ездить в Поганом поле.