Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова

Напротив, великая княгиня Екатерина Алексеевна с годами обнаружила большой ум и блестящие способности. Уже в детстве она казалась выдающимся ребенком. Когда судьба привела ее во дворец Елизаветы, она должна была жить там без родных и близких, среди чуждых ей придворных, с мужем, которого она не могла любить. В такой трудной и тоскливой обстановке Екатерина не потерялась. Предоставленная самой себе, она начала читать и учиться. От легкого чтения она перешла к серьезному и в несколько лет познакомилась с современной ей французской, по преимуществу философской и политической, литературою. Мало-помалу она стала «ученицей» Монтескье, Вольтера и «энциклопедистов», только что создавших тогда «новую философию» века «просвещения». По силе ума и широте образования Екатерина была самым выдающимся человеком Елизаветинского двора, и придворные вельможи не могли не заметить, что из наивной девочки Екатерина превратилась в замечательную женщину.

Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора. Ясно было, что великий князь Петр Федорович управлять Россиею не может по неспособности к делам и по отсутствию русского патриотизма. По закону 1722 года (§ 115), Елизавета могла заменить его кем угодно и, разумеется, скорее всего его сыном Павлом. Но над маленьким Павлом необходима опека, а опека естественнее всего могла быть вверена матери Павла, Екатерине. Таким образом Екатерина получала определенную, очень важную роль в вопросах престолонаследия. Однако Елизавета, отлично понимая непригодность Петра, боялась устранить его и не желала дать власть Екатерине. Так до самой кончины она и не решила этого мучившего ее дела.

§ 124. Воцарение и свержение Петра III Федоровича. Получив власть после смерти своей тетки, Петр III Федорович желал ознаменовать начало своего правления милостями. Он помиловал многих людей, сосланных в предшествующие царствования (и прежде всего знаменитых Бирона и Миниха). Он уничтожил «тайную канцелярию», в которой со времен императрицы Анны производились дела и чинились наказания по политическим преступлениям. Наконец, он (манифестом 18 февраля 1762 года) дал дворянам вольность служить или не служить по их собственному желанию, но при этом выразил уверенность, что дворяне и впредь не будут укрываться от службы и не дерзнут детей своих оставлять без обучения «благопристойным наукам».

Однако эти меры, даже давно желаемый дворянами манифест о вольности дворянской, не могли расположить русских людей к Петру III, так как все остальное его поведение возбуждало сильнейшее против него неудовольствие. Во-первых, не нравилась внешняя политика императора. Всех раздражало бесславное прекращение войны с Фридрихом, войны, которую в России привыкли считать необходимою и победоносною. Желание же Петра вместо Прусской войны начать войну с Данией, за ее мнимые угрозы Голштинским владениям, казалось ненужным и нелепым с русской точки зрения. Огромное влияние, какое получили при русском дворе прусский король и его посол, представлялось позором для России. Во-вторых, отношение Петра III к духовенству и дворянской гвардии было таково, что вызывало у них чувство горькой обиды. Император не понимал православных верований и обычаев, не чтил икон, смеялся над одеждою духовенства, желал закрытия домовых церквей, отнял у духовенства управление его землями и крестьянами, передав их в особую «коллегию экономии». Духовенство подало государю сильно написанное представление по поводу его гонений, но он просто не понял этого протеста духовенства и легкомысленно забросил его. Гвардия чувствовала на себе тоже гонение. Петр называл гвардейцев янычарами, не скрывая того, что опасается их движения. Он хотел развести их по армейским полкам, явно предпочитал им своих голштинских солдат и смеялся над ними. Вместо простой и удобной Елизаветинской формы Петр дал гвардии прусскую форму, дорогую и стеснительную. Наконец, он объявил гвардии поход на Данию, цель которого ей была непонятна. В-третьих, личное поведение Петра всем представлялось прямо зазорным: «он не похож был на государя», говорили о нем. Детские выходки у него сменялись грубыми кутежами. При всем дворе и даже на народе он являлся нетрезвым и несерьезным человеком. Он не скрывал своей нелюбви к Екатерине, при всех обижал ее и грозил заточить. Было ясно, что Петр, сам не умея править, подвергал опасности и государство, и свою семью. Казалось, что с ним возвращались самые худые времена немецкого господства, воскресала бироновщина. Петр напоминал собою печальной памяти немецких временщиков; трудно было ожидать, чтобы ему продолжали повиноваться.