Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова

С уничтожением верховного тайного совета потеряли свое значение верховники и тотчас же обозначились новые временщики. Анна окружила себя своими курляндскими друзьями-немцами, которым доверяла больше, чем русским людям. Первое место среди этих немцев занимал курляндский ее камергер фон-Бирон, а затем братья Левенвольд. Они поставили во главу управления тех немцев, каких застали уже в России: Остерман стал управлять всеми гражданскими делами, Миних занял первое место в войсках. А затем, на различные должности при дворе, в дипломатии и в армии определялись остзейские немцы. Было образовано два новых гвардейских полка (Измайловский и Конный), с остзейскими офицерами и начальством, как бы в противовес старым полкам, Преображенскому и Семеновскому. Таким образом немцы стали играть главные роли в русском государстве. По виду всеми делами руководил учрежденный Анною (1731) «кабинет», в котором было три «министра»; на деле же самым явным временщиком был Бирон.

Бирон не любил России, презирал русских, сам же был дурным, невежественным, жадным и злым человеком. Бирон и его близкие вовсе не думали о народном благе, а императрица была предана лишь удовольствиям. Поэтому старания придворных направлялась к тому, чтобы собрать как можно больше денег для двора. Подати и недоимки взыскивались беспощадно, причем за крестьян-недоимщиков отвечали и помещики, и местные чиновники. Когда же начинался ропот, виновные даже в пустейших разговорах забирались в «тайную канцелярию», которая ведала политические преступления; там их пытали и подвергали жестоким наказаниям. Конечно, Бирон понимал, что жадностью и жестокостью не прибрести народной любви, и потому он боялся бунтов. Для того чтобы предупредить их, он поощрял доносы и развил целую систему наушничества. Доносчики постоянно объявляли за собою «слово и дело» (то есть донос) и клеветали, на кого хотели, подвергая невинных людей пыткам и наказаниям. Сам Бирон, боясь русской знати, побуждал Анну к гонениям на разных вельмож. Казни и ссылки постигли князей Голицыных, Долгоруких и других, хотя никто из них ничего не умышлял против императрицы. Всякое противодействие Бирону влекло за собою его месть. Кабинет-министра Артемия Петровича Волынского он довел до смертной казни (1740) за то, что тот дерзал быть самостоятелен в делах и говорил императрице против временщика. Такое поведение и правление Бирона возмущало всех и получило особую кличку «бироновщины», под которою разумели жестокость и корыстолюбивую эксплуатацию страны, соединенную с системой доносов.

Десять лет продолжалось на Руси господство придворных немцев. Государство страдало и жило в постоянном страxе доносов и жестоких гонений. А двор утопал в роскоши; балы и маскарады, охоты и другие увеселения шли непрерывной вереницей. Забавы Анны носили иногда странный характер. Дворец был полон малоумными шутами и комичными уродами, которыми любила развлекаться императрица. Для шутовской свадьбы однажды построен был даже ледяной дом на Неве, освещенный изнутри, и в нем был дан шумный праздник. Негигиеничная жизнь расстроила здоровье императрицы Анны, и она скончалась в 1740 году, оставив престол сыну своей племянницы Анны Леопольдовны и Брауншвейгского принца Антона, только что родившемуся Иоанну Антоновичу. Так как новорожденный император не мог сам править, то регентом до его совершеннолетия Анна назначила Бирона, который к тому времени был, по желанию Анны, избран герцогом Курляндским.

Русские люди ничего не могли предпринять против власти Анны: Анна была дочерью русского царя. Но власти регента Бирона они не желали подчиниться. Возбуждение гвардии против Бирона было так велико и явно, что фельдмаршал Миних легко арестовал Бирона во дворце с помощью караула Преображенского полка и передал регентство матери императора, Анне Леопольдовне. Когда же стало ясно, что эта правительница неспособна вести управление и что при ней немцы остались в прежней силе, то и против Анны Леопольдовны началось движение «гвардейства». Солдаты и офицеры обратились к жившей тогда в Петербурге дочери Петра Великого, Елизавете, с прямою просьбою взять престол от немцев: «Матушка! мы все готовы», говорили они: «только ждем твоих приказаний». О том же старался французский посланник в Петербурге, маркиз Шетарди[107]. Елизавета после долгих колебаний наконец решилась на переворот. Она отправилась ночью (25 ноября 1741 года) в казармы Преображенского полка и оттуда с одною ротою солдат (получившей позже титул «лейб-кампании») двинулась во дворец, арестовала «Брауншвейгскую фамилию» (то есть императора Иоанна и его родителей) и объявила себя императрицею. Падение немецкого правительства вызвало всеобщий восторг, а национальное и гуманное правление Елизаветы сделало власть ее прочною и популярною.