Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова

§ 122. Дела внешние (1741–1761). Вступая на престол, Елизавета застала при русском дворе различные политические влияния[108]. В Европе тогда шла борьба за «австрийское наследство» между Австрией и Пруссией. И та и другая желали видеть Россию своей союзницей. За Пруссию старался не только сам прусский король Фридрих II, но и французские дипломаты, именно Шетарди. За Австрию стоял русский канцлер Бестужев-Рюмин, который очень опасался быстрого возвышения Пруссии и завоевательных стремлений ее «скоропостижного короля» (как он называл Фридриха II). После нескольких лет борьбы и интриг Бестужев одолел: его стараниями Шетарди был выслан из России; Россия склонилась на сторону Австрии и приняла участие в новой «семилетней войне» против Пруссии.

Семилетняя война началась в 1756 году. Фридрих имел против себя Австрию и примирившуюся с нею Францию. Россия не сразу была готова к войне; русские войска только в 1757 году вступили в Восточную Пруссию. Командовавший ими генерал С. Ф. Апраксин разбил пруссаков (при Гросс-Егерсдорфе на р. Прегеле), но не воспользовался победою, а, сославшись на плохое состояние своих войск, сам отступил из Пруссии[109]. В последующие годы (1758–1760) русские войска заняли Восточную Пруссию с ее главным городом Кенигсбергом и вторглись в Бранденбург. В кровопролитнейшей битве под Цорндорфом (близ р. Одера) пруссаки остановили напор русских; русская армия, потеряв более 20 000 человек, оставила раньше прусской поле битвы и отошла в порядке на восток, почему Фридрих и приписал себе победу (1758). В следующем году (также близ р. Одера, в окрестностях г. Франкфурта) при Кунерсдорфе генерал Салтыков разбил прусскую армию и почти ее уничтожил; сам Фридрих едва спасся от плена (1759). Еще через год русским отрядам удалось на время захватить Берлин и взять с него контрибуцию (1760).

Средства Пруссии были совершенно истощены войною, и Фридрих, можно сказать, погибал. Его спасла только кончина императрицы Елизаветы (в самый день Рождества 1761 года). Наследник Елизаветы, император Петр III, немедленно прекратил войну с Фридрихом, возвратил ему все у него завоеванное и заключил с Пруссией не только мир, но и союз. Россия, таким образом, сразу потеряла плоды своих завоеваний и даром погубила много своих людей и средств.

§ 123. Вопрос о престолонаследии. Тотчас по воцарении императрица Елизавета приняла меры к тому, чтобы обеспечить престолонаследие за потомством Петра Великого. Это потомство было представлено тогда одним только маленьким внуком Петра по женской линии – голштинским герцогом Карлом-Петром-Ульрихом, сыном Анны Петровны. У Елизаветы, стало быть, выбора не было, и она пригласила герцога в Россию. Герцог немедля приехал в Петербург вместе со своим воспитателем (отец и мать его уже умерли). Объявленный наследником русского престола, он принял православие и стал великим князем Петром Федоровичем. По достижении им 17‑летнего возраста его женили. Невеста его была дочь прусского генерала, из мелких владетельных принцев Ангальт-Цербст, София-Августа, всего на один год моложе жениха; ее привезли в Петербург и присоединили к православию с именем Екатерины Алексеевны. После свадьбы (1745) юная великокняжеская чета жила под надзором лиц, заведовавших их «малым» двором. Великий князь кончал свое образование, а великая княгиня скучала без общества и много читала. В 1754 году у нее родился сын, великий князь Павел Петрович; его не оставили на руках матери, а взяли на личное попечение самой императрицы Елизаветы.

С течением времени открылась громадная противоположность ума и характеров великого князя и великой княгини, следствием чего явился их глубокий разлад.

Великий князь Петр Федорович был так легкомыслен, что возбуждал сомнение в своей душевной нормальности. Он ничего не знал из того, чему его учили, и отличался большою бестактностью. России он не любил и не скрывал этого, восторгаясь Фридрихом Прусским и его победами. Православие в нем было смешано с протестантством, и он сам не в состоянии был разобрать, во что он веровал. Под влиянием вина, до которого он был большой охотник, он совершал большие невежества и шалости даже за столом, при посторонних. Сам он считал себя военным человеком, но военного дела не разумел и ограничивал свои военные занятия грубыми кутежами с офицерами выписанных для него (в Ораниенбаум) голштинских батальонов и детскою игрою в солдатики, расставленные на столах. Он не чувствовал своего духовного убожества и был высокого мнения о самом себе, с высокомерною грубостью относясь ко всем окружающим и даже к своей жене. Чем дальше шло время, тем яснее становилось, что он не мог править государством.