Эдипов Комплекс

И видится ему огромное озеро, по краям высокие горы. Он садится в лодку и загребает воду веслами, лодка не двигается с места, он делает усилия, но ничего не получается. Он видит другой берег озера, и какие-то люди машут ему руками – там рядом стоят Сергей и мама, но они как будто не знают друг друга. Неподалеку стоит Галя, Андрей Степанович чувствует за нее страх перед мамой. Неожиданно в лодке вместе с ним оказывается Лилечка. Она садится рядом и они вместе налегают на весла – лодка медленно начинает двигаться. Люди на том берегу машут им руками, но кто это, Андрей Степанович не видит. Лодка медленно плывет вдоль берега, и неожиданно Петя с Галей оказываются на другом берегу и они машут руками, но это прощание, и лодка медленно плывет по поверхности воды, и неопределенное чувство тревоги заставляет Андрея Степановича проснуться.

Он сидит в кресле. Лилечки нет в комнате, и Андрей Степанович чувствует себя счастливым. Он встает и идет к Лилечке.

– Я только что видел странный сон, и я его помню. Мы с тобой плывем в одной лодке, и поверхность воды такая гладкая, как стекло… – он останавливается, и Лилечка говорит:

– Знаешь, я не хочу больше с прошлым встречаться. Давай уедем куда-нибудь, где мы не будем знать никого, и где нас никто не будет знать… – она замолчала.

– Это правильно. Пора нам с тобой освоить наше новое жилище. Думаю, что там все в порядке…

Тут он остановился, понимая что вот так все бросить вдруг и уехать он не может – лекции, его работа, – и тогда он добавил:

– Давай в отпуск туда съездим, осмотримся, а там будет видно. – На этом разговоре все и остановилось.

Однажды, когда Галя в очередной раз сделала попытку обратиться к Андрею Степановичу, Лилечка очень строго ответила:

– Вы извините, но Андрей Степанович просил передать, что он с вами встретиться не может. Извините. Прощайте. – Она повесила трубку и долго еще не могла успокоиться – так ей трудно было произнести эти жестокие слова.

Когда Андрей Степанович вернулся домой, Лиля сразу ему сообщила о звонке Гали.

– Ну, и что ты ответила? – спросил он строго, отвернувшись, как будто что-то ища на письменном столе. Лилечка почувствовала, что ей страшно сказать правду. Она набрала в легкие воздуха и запинаясь ответила:

– Я сначала не знала, ты понимаешь, это не просто, мне так было непонятно, что я должна сказать… – она замолчала, она не могла точно повторить те слова. Ее смелость куда-то пропадала, когда Андрей Степанович спокойно к ней обращался. Ей казалось, что он может быть недоволен.

– Ты сказала, что я не могу…

Лилечка его перебила:

– Да, да, я ей сказала, что ты не можешь с ней встретиться…

– Ну, вот и хорошо, что все так уладилось.

Не знал Андрей Степанович, как Галя после этого ответа Лилечки пришла к себе и долго плакала, не понимая почему, как ей было больно и обидно, от того что в ее жизни дальше пустота. А на что она рассчитывала? Ей хотелось, чтобы ее кто-нибудь пожалел – и вот так рушилась ее надежда на сочувствие прошлого, которое к ней повернулось своей жестокой стороной, не желая и не имея возможности исправлять ее теперешнюю жизнь.

Так между собой разбираются прошлое и настоящее, и редко когда прошлое может изменить что-то в жизни – от этого постоянный бег в будущее в надежде на перемены. А ничего не происходит в раз и навсегда сложившейся жизни. Эта жизнь кажется очень устойчивой, но это такая же иллюзия, как и то, что вдруг может что-то измениться. Все это только впечатление и ощущение.

Андрей Степанович в очередной раз спрятался от реальной жизни в свою собственную, им созданную и его устраивающую. Он учился эгоистически защищаться от возможных вторжений, и все что не вписывалось в определенные правила, его замкнутая и черствая натура старалась отметать как ненужное.

Его можно было назвать расчетливым, но он себя таким не чувствовал. Он себя считал даже очень эмоциональным, – ему так казалось. И только переживания последнего времени немного поколебали его устойчивую эгоистическую систему жизни, но во время срабатывал механизм защиты и закрывал все щели, сквозь которые могли проглядывать ростки человечности, и они засыхали на корню, не оставляя после себя ничего, кроме стыда за свою распущенность. Это слово очень любил Андрей Степанович, и им он называл всякое проявление эмоций.