Эдипов комплекс сегодня. Клинические аспекты

В ходе анализа Ричард нарисовал несколько рисунков[2]. Первое, что он нарисовал, была морская звезда, парящая около растения под водой, он объяснил мне, что это голодный ребенок, который хочет съесть растение. День или два спустя в его рисунках появился осьминог с человеческим лицом, гораздо больше морской звезды. Этот осьминог репрезентировал его отца и отцовские гениталии в аспекте опасности и позднее бессознательно был приравнен к «монстру», с которым мы еще встретимся в данном материале. Рыбоподобная форма вскоре привела к рисунку, составленному из различных цветных секций. Четыре основных цвета в этом типе рисунка – черный, голубой, пурпурный и красный – символизировали его отца, мать, брата и его самого соответственно. В одном из первых рисунков, в котором были использованы эти четыре цвета, он представил черное и красное карандашами, марширующими по направлению к рисунку с сопровождающими шумами. Он объяснил, что черный – это его отец, и сопроводил движение карандаша имитацией звука марширующих солдат. Следом шел красный, и Ричард сказал, что это он сам, и, пододвигая карандаш, запел веселую мелодию. Раскрашивая голубые секции, он сказал, что это его мать, а заполняя пурпурные секции, сказал, что его брат очень милый и помогает ему.

Рисунок представлял империю, разные секции обозначали разные страны. Важно, что его интерес к военным событиям сыграл значительную роль в его ассоциациях. Он часто обращал свой взор на карту и смотрел на страны, захваченные Гитлером; была очевидна связь между странами на карте и его собственной империей на рисунках. Рисунки империи репрезентировали мать, которую захватывали и атаковали. Отец обычно оказывался врагом; Ричард же и его брат фигурировали на рисунках в разных ролях, иногда как союзники матери, иногда как союзники отца.

Эти схематичные рисунки, похожие на первый взгляд, сильно варьировались в деталях – вообще, не было двух совершенно одинаковых. Значимым было то, как он выполнял эти рисунки или по какому поводу было сделано большинство из них. Он начинал без определенного плана и зачастую удивлялся, увидев конечный рисунок.

Он использовал различные виды игрового материала, например, карандаши или цветные карандаши, которыми он выполнял свои рисунки, в его игре представляли людей. Вдобавок он принес собственных игрушечных овец, две из которых всегда обозначали его родителей, тогда как другие овцы играли разные роли.

В целях изложения я ограничила выбор материала несколькими примерами, по большей части взятыми из шести аналитических сеансов. На этих сеансах – отчасти по внешним обстоятельствам, которые я буду обсуждать позднее, – на какое-то время усилились определенные тревоги. Они были уменьшены интерпретацией, и произошедшие изменения пролили свет на влияние ранних тревог на генитальное развитие. Эти изменения, которые были лишь шагом к более полной генитальности и стабильности, ранее уже были предсказаны в анализе Ричарда.

Что касается интерпретаций, представленных в данной работе, само собой разумеется, я выбрала наиболее подходящие к изучаемому вопросу. Я буду пояснять, какие интерпретации были даны самим пациентом. В дополнение к интерпретациям, которые я давала пациенту, работа содержит ряд выводов по материалу, и я не буду каждый раз проводить различие между этими двумя категориями. Последовательное разграничение такого рода потребует большого количества повторений и затуманит основные результаты.

Ранние тревоги, препятствующие эдипову развитию

За отправную точку я возьму момент возобновления анализа после перерыва в десять дней. К тому времени анализ продолжался шесть недель. Во время перерыва я находилась в Лондоне, а у Ричарда были каникулы. Он никогда не был свидетелем воздушных налетов, и эти страхи были у него связаны с Лондоном как с наиболее опасным местом. Поэтому он считал, что для меня поездка в Лондон означает разрушение и смерть. Это прибавилось к тревоге, возникшей у него из-за прерывания анализа.

Вернувшись, я нашла Ричарда очень обеспокоенным, он был в депрессии. На протяжении всего первого сеанса он практически не смотрел на меня и либо сидел неподвижно в кресле, не поднимая глаз, либо беспокойно выходил в примыкающую кухню и сад. Несмотря на выраженное сопротивление, он все-таки задал мне несколько вопросов: «Много ли я видела „разрушений“ в Лондоне? Были ли воздушные налеты в то время, когда я была там? Был ли в Лондоне грозовой дождь?»