Эдит Пиаф

В комнате Эдит стоят ее домашние туфли, лежат шерстяная кофточка, которую она надевала в постели, и новое кожаное пальто, недавний подарок Тео… (Оно так ей нравилось, и она его ни разу не надела.) Шкафы полны ее старыми платьями, и среди них висит знаменитое черное, мертвая тряпка, до которой никто не осмеливается дотронуться… На рояле разбросаны рукописи, партитуры… И если бы не бездыханное тело Эдит, можно было бы вообразить, что она сейчас войдет и крикнет: «Эй, вы, жалкие людишки! Что это у вас такие похоронные физиономии?..»

Около Тео его мать и сестры — последняя семья Эдит.

14 октября 1963 года Париж оплакивал Эдит. На кладбище Пер-Лашез собралось сорок тысяч человек… Похороны Эдит были такими же из ряда вон выходящими, как и ее жизнь, также перешли пределы обычного! Был теплый солнечный день. Черный цвет траура тонул в разноцветии толпы. Здесь были солдаты в мундирах, одетые в форму Иностранного легиона; они никогда не видели Эдит, но все были в нее влюблены. Одиннадцать машин с цветами следовало за катафалком; возле маленького тела, затерявшегося в большом гробу, лежала заячья лапка — ее талисман.

Ее провожали все, кто был частью ее жизни, все, кто ее любил, все, кого любила она… Только ее мужчины были уже не в голубом, а в черном…

Простые женщины в косынках оплакивали Эдит. Лишенная в жизни матери, в этот день она обрела их тысячи… Мужчины всех возрастов, даже один старый матрос в синей форменке с красной розой в руках, не стыдились слез…

Когда гроб с телом Эдит понесли по аллеям кладбища, толпа обезумела, ринулась вперед, опрокидывая заграждения. Огромная людская волна захлестнула все вокруг, выплеснулась на окружающие могилы и замерла у склепа с надписью «Гассион» в секторе номер 97, поперечной аллее номер 3. Марлен Дитрих, в трауре, с черным платком на белокурых волосах, бледная под косметикой, произнесла, глядя на этих людей: «Как они ее любили!»

Гул толпы походил на ропот разгулявшегося моря, на его рокочущее дыхание. Но вдруг все замерло, наступила тишина. Отряд легионеров застыл по стойке «смирно», флажок легиона развевался в воздухе, когда преподобный отец Леклер стал читать «Отче наш».

Та, кто всю жизнь любила Бога, молилась Иисусу, пела песню, в которой обращалась к апостолу Петру, поклонялась маленькой святой Терезе из Лизье, часто искала прибежище в церкви, не имела права на заупокойную мессу… Рим отказал, заявив, что «она жила во грехе». Однако как частные лица епископ Мартэн и преподобный отец Тувенэн пришли помолиться на ее могиле.

Земли уже не было видно под цветами, а народ все продолжал идти.

На следующий день хоронили Жана Кок-то. Он умер в один день с Эдит, своим большим другом, в момент, когда готовился произнести по радио речь, посвященную ее памяти.

В тот вечер, 14 октября, Тео захотел остаться один. Он вернулся в перевернутую вверх дном квартиру, где пахло кладбищем от забытых цветов. На комоде лежал вырезанный из дерева лист с девизом Эдит: «Любовь все побеждает!»

Все первые страницы газет были посвящены Эдит: в течение многих дней они рассказывали о ее жизни. На кладбище поверх уже увядших венков лежал большой букет сиреневых полевых цветов, перевязанный трехцветной лентой: «Малютке Пиаф от легиона».

Последняя премьера Эдит Пиаф тоже была триумфом…

Вернувшись с кладбища, я бросилась на кровать. Я не плакала, я не могла больше плакать. Мое горе было сильнее слез, сильнее всех бед, которые со мной случались. От меня ушла не только сестра, но и вся та жизнь, которую мы прожили вместе.

Эдит всегда обещала не бросать меня одну. Когда она говорила: «Я хочу умереть молодой», я спрашивала: «А как же я?» — «Ты? Вместе со мной…» Для нее это было в логике вещей, и кончилось тем, что я тоже в это поверила. Но я еще оставалась в живых, эта мысль билась в моем мозгу, голова кружилась… Можно сойти с ума…

Для меня Эдит не умерла, она уехала в турне, в один прекрасный день она вернется и позовет меня…

Тихонько, только для меня она поет стихи, посвященные ей Мишелем Эмером:

Песня на три такта
Была ее жизнью, а жизнь ее текла,
Полная страданий, и, однако, ей
не было тяжело нести эту ношу.
Прохожий, остановись,
Помолись за нее.
Человек, как бы ни был велик,
Обращается в прах…
Но оставит после себя
Песню, которую будут всегда петь,
Потому что история забывается,
А помнится только мелодия
Песни на три такта,
Чисто парижской песни…

Фотографии

Фотографии Эдит Пиаф, опубликованные в книге