Эдмонд Гамильтон.Сборник ранних произведений

Однако, прежде чем я успел привести в порядок свой ошеломлённый разум, оказалось, что нашей компании осталось пройти всего несколько ступенек. Через плечи впередиидущих людей я мог видеть стены какого-то огромного помещения и различал багровые отсветы освещавших его ламп. До меня долетали звуки хрустальной музыки и громкий смех — высокие, звонкие переливы, совершенно не похожие на вульгарный хохот стражников. А затем, преодолев последние ступеньки, мы оставили лестницу у нас за спиной…

Часть II

Глава 8 Жители города

Грубый приказ, долетевший со стороны шагавших впереди стражников, заставил наш отряд замереть на месте — так что у меня появилось возможность осмотреть то помещение, на краю которого мы очутились. Это был круглый зал, чьи стены, разбегаясь в обе стороны исполинскими дугами, казалось, соединяются прямо напротив того места, где мы сгрудились, — примерно в девяноста футах от нас. Пол помещения был сделан из чёрного, похожего на мрамор камня, а изогнутые стены — из того же белого материала, что и фасад здания. На высоте сотни футов от пола нависал белый потолок, и я с одного взгляда понял, что огромный зал, занимает всю нижнюю половину цилиндрического здания; тогда как верхняя часть, вне всяких сомнений, разбита на меньшие по размерам комнаты. К стенам и потолку крепилось множество ламп, чей красноватый свет каскадом изливался на собравшихся в зале людей.

Наверное, их там было что-то около сотни — мужчин и женщин. Они возлежали на расставленных вдоль края помещения диванчиках перед длинными, изогнутыми столами, и всё вместе это походило на пиршественный зал древних римлян. Когда я взглянул на участников трапезы, меня будто током ударило: они разительно отличались ото всех, кого я видел с момента своего прибытия в город. Каждый из пирующих обладал высоким ростом и совершенным телосложением. У всех — как у женщин, так и у мужчин — волосы на голове отливали золотом. Облачение этих людей состояло из коротких мантий или туник, пошитых из блестящего разноцветного шёлка. Некоторые из них носили диадемы, усыпанные сверкающими самоцветами.

С внезапным потрясением я осознал, что за столами сидят первые женщины, увиденные мною в этом городе: снаружи, среди стражников и рабов, не было ни одной особы женского пола. Однако не успел я толком обдумать данное обстоятельство, как его начисто выдула у меня из головы — ведь в комнате хватало и других чудес, достойных моего удивления.

Насколько я мог видеть, пирующие вовсю прихлёбывали из прозрачных кубков, наполненных яркими разноцветными жидкостями. Я не заметил на столах никакой твёрдой пищи — там стояло множество больших чаш, кувшинов и амфор, в которых были налиты красочные напитки. Бесконечные вереницы облачённых в белое рабов неповоротливо вышагивали перед кушетками праздной публики. Рабы уходили и возвращались, принося и ставя на стол очередные стеклянные или металлические сосуды.

Прежде чем мой беглый осмотр был прерван, я успел заметить ещё пару любопытных вещей. Во-первых, среди смеющихся и громко кричащих людей, что развалились за столами, не нашлось ни одного человека, чьё лицо можно было назвать некрасивым. Все они, благодаря красоте юности и её бесшабашному настрою, выглядели очень молодо. Тем не менее, пока я на них смотрел, во мне крепло ощущение чего-то зловещего. Я чувствовал, что за их смехом и весельем скрывается холодное, праздное бездушие.

Второе, на что я обратил внимание, — это источник хрустальной музыки. На противоположной от меня стороне зала, в алькове, расположились рабы-музыканты, приводившие в действие замысловатый инструмент. В этом инструменте воде позволялось падать (отдельными каплями или струйками) на тонкие металлические пластины, производя тем сам беспорядочный перезвон, который походил на бурю серебряных колокольчиков — дикую, чистую, нежную и при всей своей напористости странно гармоничную.

Мои спутники тоже рассматривали представшую перед нами картину, но по выражению их лиц становилось ясно, что всё это было им не в новинку. Я никак не мог понять, с какой целью нас сюда привели. Вспомнив о прерванных объяснениях англичанина, я повернулся, чтобы снова задать ему вопрос. Но стоило мне это сделать, как возникла новая помеха, так и не давшая ничего спросить.

Один из развалившихся на диванчиках людей поднялся из-за стола и отдал короткое распоряжение. Огромный чернокожий раб тут же прошествовал через помещение и, схватив металлический жезл, с чудовищной силой обрушил его на висевший у стены медный гонг. Болтовня и песни за столами мгновенно стихли, и все глаза обратились в нашу сторону. Я невольно вздрогнул, почувствовав, как взгляды пирующих скользят по нашей компании. Затем торчавший рядом с нами капитан стражников выкрикнул приказ, который прозвучал в повисшей тишине, точно удар хлыста, после чего двое стоявших подле меня мужчин немедля двинулись в центр зала и, выйдя на широкую свободную площадку, замерли там лицом друг к другу.