После молитвы подошли прихожане друг к другу, и поцеловали друг друга в плечо и в бороду, и поздравили друг друга с субботой, и разошлись по домам с субботним благословением. Возвратился я со своим хозяином к нему домой и сел за трапезу с его двумя женами и детьми, а сидели они на плетеных циновках и ели и пили и распевали субботние гимны, которые я не слыхал и ни в одной книге песнопений не встречал. Пред денницей пробудился я от звука песнопения и увидел, что сидит хозяин дома на циновке и выводит голосом псалмы и хвалебные гимны. Омыл я руки и прислушался и услышал песни, которых отродясь не слыхал и ни в одной книге песнопений не видал.
Так вдохновила меня чудная их святость, что и не подумал я спросить, кто сотворил их и как оказались в этом селе. Да хоть бы и спросил я, тот уклонился бы от ответа, ибо в тех местах воздерживаются от беседы до утренней молитвы. Когда он допел, пошли мы молиться, а обычай у них: молиться на рассвете.
Вся община сидела в Доме молитвы вдоль его четырех стен и услаждала слух песнопениями. И обычай у них такой: встает один прихожанин и громко читает песнь слово в слово, а за ним встает другой, а потом еще один, и кажется, что каждый из них проверяет себя, достоин ли он быть посланником Израиля пред Престолом, а завершив песнь, вновь понижает голос, как бы убедившись, что недостоин он. Дошли до молитвы «Творец», встал проповедник перед ковчегом и сказал «Благословите Творца», — и вернулся на свое место, и произнесли они благословения, и псалмы, и призыв «Слушай, Израиль», и безмолвную молитву, которую каждый про себя говорит. Затем ту же молитву повторяет проповедник в голос. Встал проповедник перед ковчегом, и вся община внимает ему стоя и с превеликим тщанием и отвечает ему аминем с полным признанием. И обычай у них такой: достают свиток Писания и говорят, как и мы: «Блажен народ, коему выпало сие, блажен народ, коему Он Бог», но добавляют: «Царствие Господу». А свитки их писаны на оленьей коже большими буквами, и к чтению Писания больше семи человек в день они не зовут. А когда читают Писание, то приходят и женщины в Дом молитв и садятся поближе к входу. Слыхал я, что это обычай древний и не оспаривал его ни один праведник и ни один мудрец, ибо в час дарования Писания немощна была злая сила телесного вожделения, и поныне не властна злая сила над теми, чье сердце совершенно в Писании.
После дополнительной молитвы вернулся я с хозяином домой. Уселся он на циновке и запел услаждающие слух песни во славу Престола, что избрал свой народ Израиля и дал ему субботний день. Потом принялся славить Израиль, коему дан субботний день. Затем стал славить субботу, ибо ее святостью освятятся все соблюдающие ее. Затем мы омыли руки и сели за трапезу. Трапеза завершилась, но песнопения не завершились. Спросил я его: откуда у вас эти песнопения? Сказал он: от отца моего, большой мудрец и книжник был отец мой и все, что писано в книгах, знал. Сказал я: а где книги? Сунул он руку в дыру в стене и вытащил кипу рукописей со святыми и устрашающими письменами. Среди них и гимны рабби Досы, сына рабби Пенуэля, что сочинил песнь «Господь — властитель мой», да по скромности не подписал ее, и лишь в четвертом стихе, в коем являются сочинителю два архангела. Мудрость и Знание, творящие ореол Пресвятого, да будет Благословен Он, в описании их деяний вплел он свое имя акростихом. И еще нашел я там песни владыки Эдиэля, сочинившего гимн «Сей народ Ты сотворил исполнять Твои заветы», и сочинения прочих пиитов древности, что скрыли свои имена. Стал я его уговаривать продать мне книгу. Сказал он: да я ее и за вола не отдам. Сказал я: позволь мне переписать два-три стиха. Сказал он: да я и за ягненка не дам позволения. Не захотел принять за нее вола в дар и за ягненка в подарок не дал переписать. Вышел я в удручении и побрел в город. Через три дня пришел он ко мне и книгу принес. Хотел я дать ему цену, но не принял он. Я добавил, но не принял он. Сказал я: тебе этого мало? Сказал он: Боже упаси, даю я ее тебе без мзды. Сказал я: почему ты даешь ее безвозмездно? Сказал он: какое тебе дело. Ты хотел, я даю. Я сказал: бесплатно я не хочу. Возьми ее цену. Спрятал он руки за спину и ушел.