Эдуард III

Король Англии, послав вперед своих маршалов графа Уорика и мессира Реньо Кобхэма, как мы уже знаем, выехал из Хауг-Сент-Уэста, назначив главнокомандующим английской армией Годфруа д’Аркура, и поступил весьма разумно, ибо французский рыцарь лучше кого-либо другого знал в Нормандии все входы и выходы; к тому же он, подобно Роберу Артуа, хотел отомстить за себя Филиппу VI и никто, кроме него, не знал, где Франции можно нанести самый чувствительный удар.

Поэтому он с пятьюстами рыцарями в полных доспехах и двумя сотнями лучников в звании маршала пошел вслед за королем.

Он разграбил и пожег все на семь льё в округе, пригнав в лагерь Эдуарда III захваченных лошадей и стада великолепных быков; но он не сумел доставить английскому королю несметные богатства, которые награбили, но оставили себе его солдаты.

Каждый вечер Годфруа д’Аркур возвращался туда, где, по его сведениям, располагался на постой Эдуард III, a если он отсутствовал два дня, значит, край оказался богаче и грабить его надо было дольше.

Тем временем король продвигался к Сен-Ло в Котантене; но, не дойдя до города, он разбил лагерь на реке Вир, поджидая идущие берегом моря войска: он хотел с ними соединиться, чтобы продолжить поход.

XVIII

Теперь мы вступили в череду событий и поражений, которые, кажется, должны были обескровить Францию, окончательно отдав ее в рабство Англии.

Но, как мы уже спрашивали в другой книге по поводу непрерывной борьбы этих двух великих держав, что в течение пяти веков вели единоборство: чем объяснить прилив, на протяжении пяти столетий приносящий к нам англичан и неизменно уносящий их обратно на остров? Не тем ли, что в равновесии миров Англия олицетворяет силу, а Франция — мысль? И не тем ли, что это вечное противоборство, эта бесконечная схватка представляет собой не что иное, как борьбу Иакова с ангелом, боровшихся всю ночь — лоб в лоб, бок в бок, колено в колено — до самого рассвета? Трижды оказывался Иаков на земле, но трижды восставал, и, оставшись непобежденным, стал отцом двенадцати колен народа Израильского, что распространился по свету.

В древности по обеим берегам Средиземного моря жили два народа, олицетворяемые двумя городами: они смотрели друг на друга так же, как смотрят друг на друга через пролив Франция и Англия. Этими городами были Рим и Карфаген; в ту эпоху в глазах всего мира они воплощали только две материальные идеи: Карфаген — торговлю, Рим — сельское хозяйство; Карфаген — корабль, Рим — плуг.

После Требии, Канн и Тразименского озера — этих римских Креси, Пуатье и Ватерлоо — Карфаген был уничтожен в битве при Заме, и победоносный плуг сровнял с землей город Дидоны, и соль была брошена в борозды, проложенные плугом, и адские проклятия обрушились бы на голову любого, кто попытался бы вновь отстроить то, что было уничтожено.

Почему же пал Карфаген, а не Рим? Неужели Сципион был более велик, чем Ганнибал? Нет, как и при Ватерлоо, победителя полностью покрыла тень побежденного.

На стороне Рима была мысль, он нес в плодоносном чреве своем слово Христа, то есть мировую цивилизацию. Рим был подобен маяку: он был столь же необходим векам минувшим, сколь необходима Франция векам нынешним.

Вот почему Франция воспряла с полей сражений при Креси, Азенкуре, Пуатье и Ватерлоо.

Вот почему Франция не пошла на дно в Абукире и Трафальгаре.

Католическая Франция — это Рим, а протестантская Англия — всего лишь Карфаген. Англия может исчезнуть с поверхности земли, и полмира, над которым она господствует, встретит это рукоплесканиями.

Если же свет, что сверкает в руках Франции — будь то лампа или факел, — померкнет, то весь мир испустит в потемках великий вопль агонии и отчаяния.

Теперь, в ожидании результатов будущего, мы снова вернемся к рассказу о событиях прошлого.

Когда король Франции узнал, как безжалостно англичане грабят и жгут его прекрасный край Нормандию и каким образом Эдуард проник в Котантен, он поклялся, что англичане не вернутся назад, будут разбиты и дорого заплатят за причиненные ему огорчения.

Поэтому он срочно разослал письма всем, кого мог призвать на помощь. Прежде всего он обратился к королю Богемскому (он очень любил его и пользовался взаимностью), к мессиру Карлу Богемскому, его сыну, что уже звался королем германским и прибавил к собственному гербу имперский герб.

Король Франции очень настойчиво просил их присоединиться к нему, чтобы вместе пойти на англичан, опустошавших его страну.

Эти двое пришли и привели собранных ими рыцарей.

Потом на помощь королю Франции подошли граф Сомский, граф Фландрский, граф Гийом Намюрский и мессир Иоанн Геннегауский, на дочери которого женился Людовик Блуаский.

Но пока Филипп рассылал свои послания, а люди, желавшие ему помочь, собирали войска, Эдуард продолжал одерживать победы в Котантене и Нормандии.

Правда, Эдуард продвигался очень медленно, ибо край был столь богат, что король Англии сожалел бы потом, что не все разграбил; продвигаясь не спеша, он захватывал больше добычи.