Хрен с ним. Он не ответил ни на одно моё сообщение вчера. Это меньшее из того, что он был мне должен после вечера пятницы. Сейчас я была зла
— Грейсон, — позвала я. — Это Вив. Впусти меня.
Тишина. Боже, что если он умер где-нибудь в подворотне? Застрелён людьми, которым он должен денег, или убит передозировкой? Я постучала в дверь сильнее, сердце забилось от волнения.
— Открой дверь или я позвоню маме и расскажу ей обо всём, — крикнула я, прижимая ладони и лоб к двери, — она вылетит сюда ближайшим рейсом. Держу пари, что мама останется в своей квартире здесь на некоторое время. Или, может быть, я скажу, что ей следует остаться с т...
Дверь открылась, и я ввалилась внутрь, едва найдя опору и не упав.
— Боже, Вив, сейчас восемь утра, — проворчал Грейсон. — Что тебе нужно?
Я едва могла разглядеть его в темноте. Светонепроницаемые шторы были задёрнуты. Ощупав стену в поисках выключателя, я нашла несколько. Включила все, и две лампы загорелись.
Какого чёрта? Я осмотрела квартиру в неверии. На месте домашнего кинотеатра Грейсона была пустота, отсутствовали телевизор с плоским экраном и прочая электроника, которая должна была находиться здесь. У него не было ничего из мебели, кроме дивана и кофейного столика. Фантики, недоеденная еда и скомканные обёртки фольги устилали стол и пол.
— Грейсон, — я подошла к нему ближе и сморщила лицо в отвращении. От него воняло. Всё ещё в джинсах и помятой футболке, в которые он был одет в пятницу вечером, его волосы были растрёпаны, а на лице красовалась тёмная многодневная щетина — Что это?
Он пожал плечами.
— Я холостяк. И не обязан отчитываться перед кем-либо. Особенно перед своей младшей сестрой.
— Эй, мудак, — сказала я, тыча ему в грудь. — Сейчас не восемь утра, а почти одиннадцать. Ты воняешь как немытая задница. И где твои вещи?
Он вздохнул и покачал головой.
— Не твоя забота, Вив.
— Тогда я уйду, и это станет маминой заботой быстрее, чем выйду из этого здания.
— Иисус, — пробормотал он. — Ты собралась жаловаться на меня маме? Сколько нам лет?
— Ты понятия не имеешь, во что ты играешь.
— Что, Кейн? Поверь мне, я понимаю. Этот мудак оставил меня с разбитым носом и сотрясением. Он почти сломал мне ребро. Какого чёрта парень делал в твоей квартире? Я не могу даже думать о том, что ты встречаешься с ним.
— Даже не могу думать о том, что ты подумал, что я это имела в виду, тупица. Наркотики, Грейсон. Ты принимаешь наркотики.
Его пустые глаза не отразили никакой реакции на мои слова.
— Чего ты хочешь, Вив?
— Я хочу, чтобы ты пришёл в чувство. Посмотри на себя. Посмотри на это место. Очевидно, что ты продал свои вещи, чтобы купить наркотики.
Он посмотрел на меня, сузив глаза.
— Я сказал тебе, что не спрашивал тебя или кого-либо ещё. Теперь, если ты ничего не хочешь, уходи, чтобы я смог немного поспать.
Куда подевался мой милый брат-трудоголик? Он всегда гордился своей квартирой, а сейчас она выглядела так, будто сидеть здесь можно было только на корточках.
— Это безумие, — пробормотала я.
Брат положил руку на моё плечо и подтолкнул к двери.
— Грейсон, позволь мне помочь, — сказала я, когда он открыл дверь.
— Я просил у тебя помощи, и ты мне отказала.
— Не деньгами. Тебе нужна помощь. Реабилитация или...
Он положил свои руки мне на спину и толкнул меня так сильно, что я вывалилась в коридор. Дверь захлопнулась прежде, чем я даже успела взглянуть на него.
Мои руки тряслись, когда я застёгивала пальто. Грейсон никогда так не относился ко мне. Я беспокоилась о нём больше, чем когда-либо, и разрывалась между тем, чтобы рассказать нашим родителям и позволить ему разобраться самому с последствиями его действий.
Ему был тридцать один год. Я предложила свою помощь. Теперь мне оставалось только ждать и надеяться, что он примет моё предложение прежде, чем станет слишком поздно.
Я схватила телефон и прочитала сообщение Кейна снова. Он отправил его четыре часа назад, и я перечитала его, по крайней мере, дюжину раз. И оно до сих пор было актуальным.
Сексуально. В поисках чего-нибудь подходящего я перебирала наряд за нарядом. Я никогда не была той, кто откроет дверь одетой лишь в лифчик и трусики, потому что моя паранойя на счёт того, что кто-нибудь из моих соседей захочет одолжить чашку сахара, была слишком сильной.
Каждое платье или юбка, что я примеряла, были неподходящими. Они уже попахивали от моих усердных переодеваний. Наконец, я остановилась на тёмных джинсах, сидящих точно по фигуре и шёлковом топе, вырез которого обнажал всё, вплоть до крошечной родинки между моей грудью. Я надела новый кружевной бюстгальтер и трусики, которые заставили меня чувствовать себя супер сексуальной. И балетки, так как я была у себя дома.
Мои волнистые волосы свободно падали на плечи. Я сделала немного темнее макияж глаз. То, как мне нужно было одеться для ночи, отвлекало меня во второй половине дня, когда я пыталась не беспокоиться о Грейсоне.